Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов

Культурная жизнь послереволюционного Петербурга была сосредоточена вокруг трех центров: «Дома Ученых», «Дома Литераторов» и «Дома Искусств». Эти Дома выполняли, так сказать, свои прямые функции, то есть служили общежитиями для многих представителей самых разных гуманитарных областей, причудливо перемешанных в их жилых пространствах. Учреждение под названием «Дом Искусств» (или сокращенно ДИСК), о котором пойдет дальше речь, располагалось в бывшем Доме Чичерина или в Елисеевском дворце неподалеку от Полицейского моста через Мойку. Оно было создано всесильным гением Горького (правда, судя по всему, по подсказке К. И. Чуковского). Как писал В. Б. Шкловский, «для русской интеллигенции Горький был Ноем. На ковчегах “Всемирная литература”, “Изд. Гржебина”, Дом искусств спасались во время потопа»[328]. Ныне в здании бывшего ДИСКа по адресу Невский, 59, находится роскошный отель «Талион Империал»; помещения дворца перестроены, внутренний двор перепланирован. Представить себе, как протекала в этих залах нищенская в бытовом и богатая в духовном смысле жизнь обитателей Дома Искусств, сейчас практически невозможно.

Дом этот в те годы был темно-красного цвета и своими тремя фасадами выходил на Мойку, Невский проспект и Большую Морскую. Ходасевич писал: «Под “Диск” были отданы три помещения: два из них некогда были заняты меблированными комнатами (в одно — ход с Морской, со двора, в другое — с Мойки); третье составляло квартиру домовладельца, известного гастрономического торговца Елисеева. Квартира была огромная, раскинувшаяся на целых три этажа, с переходами, закоулками, тупиками, отделанная с рыночной роскошью. Красного дерева, дуба, шелка, золота, розовой и голубой краски на нее не пожалели. Она-то и составляла главный центр “Диска”. Здесь был большой зеркальный зал, в котором устраивались лекции, а по средам — концерты. К нему примыкала голубая гостиная, украшенная статуей работы Родэна, к которому хозяин питал пристрастие — этих Родэнов у него было несколько. Гостиная служила артистической комнатой в дни собраний; в ней же Корней Чуковский и Гумилев читали лекции ученикам своих студий — переводческой и стихотворной...»[329]

В Доме Искусств через несколько месяцев, опять же по протекции Горького, получил квартиру и Ходасевич. Это была комната под номером 30, выходившая окнами на Невский. В. Б. Шкловский вспоминал: «Ходасевич Владислав в меховой потертой шубе на плечах, с перевязанной шеей. У него шляхетский герб, общий с гербом Мицкевича, и лицо обтянуто кожей, и муравьиный спирт вместо крови. <...> В крови его микробы жить не могут. Дохнут»[330]. В этом мемуаре Шкловского отчетливо ощущается репутация Ходасевича как человека злого, едкого и чрезвычайно гордого. Любили его немногие. Впрочем, в начале 1920-х он не был еще тем,

кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх.

Язвительный, проницательный критик, с отчетливой системой вкусов и оценок, нелицеприятный, иногда очень резкий, никогда не упускавший случая высказать своего мнения в лицо оппоненту вне зависимости от его веса и положения на литературном олимпе, Ходасевич снискал славу злого, бездушного человека, упивающегося своим могуществом. На деле всё было не совсем так. Безапелляционная убежденность в собственной правоте зачастую была лишь изнанкой неуверенности в себе, а полемическая ярость — попыткой отстоять самое дорогое, что неумолимо утрачивало контуры и растворялось в море низкосортного эпигонства. Но всё это будет позже, в эмиграции.

В начале 1920-х годов в Доме Искусств Ходасевичу довелось пережить необыкновенный творческий взлет, который длился почти два года. В это же время его настигла большая и серьезная любовь, придавшая его жизни новый смысл. Вероятно, одно с другим были как-то связаны.

О своей внешности он мог бы сказать примерно так, как говорил о себе Пушкин, «хорош никогда не был». Не был, конечно, он особенно привлекателен и в это время, отмеченное нищетой, безбытностью, болезнями, холодом и голодом. Но совершенно несомненно, что Ходасевич был очень интересен. Переселившись в Дом Искусств, он сразу включился в его насыщенную культурную жизнь. О степени этой насыщенности можно судить по собственным афишам ДИСКа. Например, только в марте 1921 года в нем состоялись: доклад Е. Замятина «Герберт Уэллс», вечер «ОПОЯЗ» с докладами Е. Д. Поливанова, Ю. Н. Тынянова и В. Б. Шкловского, вечер «Цеха поэтов» с выступлениями Н. С. Гумилева, О. Э. Мандельштама, B. Ф. Ходасевича и др., лекция К. С. Петрова-Водкина «Наука видеть» и т. д. В ДИСКе проводились постоянные выставки, концерты, организованные музыкальной секцией, заседания Вольфилы, ОПОЯЗа, вечера организованного Горьким издательства «Всемирная литература». Казалось бы, культурная жизнь била ключом, и жить при самом ее источнике было легко и приятно. Получалось это, однако, по-разному.