Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов

Можно с уверенностью сказать одно: в конце лета — начале осени 1814 года ему было очень плохо. Его состояние легко описывается формулой: он был сам не свой. Причины этого состояния коренятся в обстоятельствах его личной жизни. Регулярно появляясь в салоне Оленина и все больше убеждаясь в своих чувствах к Анне Фурман, он колебался. Причиной колебаний были пресловутые жизненные обстоятельства, которые виделись ему в самом безнадежном свете. Очевидно, осенью или зимой он все же решился и сделал формальное предложение. Оно было принято как самой девушкой, так и ее воспитателями. Последними — что точно известно — с радостью. Событие это, без сомнения, обрадовало и тетушку Батюшкова, Е. Ф. Муравьеву, которая теперь могла считать судьбу своего неприкаянного племянника хотя бы отчасти устроенной. Ничего не известно о реакции сестер Батюшкова на его предполагаемую женитьбу, но вряд ли она могла быть отрицательной. Любя брата, сестры всячески радели за его счастье, которое, казалось, вот-вот должно было состояться. Реализовывался вариант, описанный Батюшковым в письме сестре Александре: взаимная привязанность молодых супругов должна была искупить недостаток средств к существованию.

Но тут произошло событие, ярче всех прочих демонстрирующее несчастную особенность характера нашего героя, умение во всех жизненных обстоятельствах разглядеть их черную, неприглядную сторону, а если этой стороны нет, то придумать ее, сосредоточиться на ней и добиться фатального смещения взгляда, после которого возвращение на прежнюю, положительную, точку зрения уже невозможно. В этой ситуации такое смещение было тем более легким, что Батюшков, делая предложение, не был уверен полностью в своем «праве на счастье». В середине марта 1815 года Батюшков неожиданно, без всяких предисловий и видимых причин вернул А. Ф. Фурман данное ею слово и отказался от всех притязаний на ее руку и сердце[42]. Он предположил, что девушка дала согласие на брак с ним хоть и по доброй воле, но не испытывая к нему лично никаких чувств, исходя из благодарности дорогим воспитателям, в доме которых Батюшков уже давно был своим человеком. Мы не знаем, содержалось ли хоть небольшое зерно правды в его хитроумном построении, не знаем мы также, что означал его отказ для самой Анны Федоровны. Можно предполагать разные варианты, но есть большая вероятность, что она была изумлена и обижена таким поведением своего жениха. Доподлинно известно нам только о недовольстве решением Батюшкова А. Н. Оленина, не считавшего нужным свое недовольство скрывать, и о негодовании по поводу расстроенной женитьбы тетушки Е. Ф. Муравьевой. На высказанные ею по этому поводу претензии Батюшков по прошествии нескольких месяцев ответит следующее. Эти слова — фактически единственное данное самим поэтом объяснение его странного поведения:

«Вы меня критикуете жестоко и везде видите противуречия. Виноват ли я, если мой Рассудок воюет с моим Сердцем? Но дело о рассудке: я прав совершенно. Ни отсутствие, ни время меня не изменили»[43].

Итак, через полгода разлуки с бывшей невестой он считает себя по-прежнему абсолютно правым. Почему? Первая причина, как всегда, в деньгах: «Шестью тысячами жить невозможно в столице». Но это, конечно, не главное. Главное — отсутствие чувства с ее стороны: «Теперь скажу только, что не испытывать отвращения и любить — большая разница». Именно этот аргумент тетушка привела в своем письме в качестве главного «противуречия»: зачем было отказываться от брака с девушкой, которая дала на него согласие и явно не испытывает к жениху отвращения (Муравьева наверняка употребила это выражение как фигуру речи, означающую «испытывать приязнь»). Видно, как Батюшков подменяет переносное значение слов прямым, получая нужное ему соотношение смыслов. Еще одна причина отказа — традиционная, «я не стою ее»: «...Я не должен жертвовать тем, что мне дороже всего. Я не стою ее, не могу сделать ее счастливою с моим характером и с маленьким состоянием. Это такая истина, которую ни Вы, ни что на свете не победит, конечно. Все обстоятельства против меня. Я должен покориться без роптания силе Святой Бога, которая меня испытует. Не любить я не в силах. <...> Жить без надежды еще можно, но видеть вокруг себя одни слезы, видеть, что все милое и драгоценное сердцу страдает, это — жестокое мучение <...>». И далее — о службе и дальнейшем течении жизни, потерявшей теперь для поэта всякий смысл: «Для чего я буду теперь искать чинов, которых я не уважаю, и денег, которые меня не сделают счастливым? А искать чины и деньги для жены, которую любишь? Начать жить под одною кровлею в нищете, без надежды?.. Нет, не соглашусь на это, и согласился бы, если бы я только на себе основал мои наслаждения! Жертвовать собою позволено, жертвовать другими могут одни злые сердца»[44].