Заложники любви. Пятнадцать, а точнее шестнадцать, интимных историй из жизни русских поэтов

Хочется спросить: неужели Батюшков не знал и раньше, что он «не стоит своей избранницы», что доход с имений и возможный заработок в столице не будут превышать шести тысяч, что начинать жизнь придется не в роскоши и богатстве, а весьма скромно? И почему он так уверен, что надежды на будущую карьеру обречены на крушение? Конечно, его карьера складывалась до сих пор не слишком удачно, но и нельзя сказать, что из рук вон плохо. Перевод в гвардию задерживался, но было известно, что император подписал указ, и перевод непременно должен был состояться. Надежда на будущее, конечно, имелась, и на этой надежде можно было основывать семейную жизнь. Кажется, силу всех своих неоспоримых, как он сам считал, аргументов Батюшков почувствовал только тогда, когда предложение было уже сделано, когда до счастья оставался только один шаг. Тут-то под ногами и разверзлась бездна!

Не будем, однако, предполагать, что добровольный отказ Батюшкова от брака был только лишь результатом болезненной работы его сознания, хотя такое искушение, конечно, есть. Как есть и еще одно искушение — заподозрить Батюшкова в подсознательном подражании хорошо известным биографическим обстоятельствам В. А. Жуковского, только что пережившего любовную драму с М. А. Протасовой. Если наши догадки верны и разрыв Батюшкова с Анной Фурман произошел действительно в марте 1815 года, то такая аналогия не просто допустима, она скорее всего реальна. Известная мифологема «истинный поэт не может быть счастлив в любви», только что подтвержденная личным опытом такой знаковой фигуры, как Жуковский, наверняка сыграла свою роковую роль. Более того, по терминологии самого Жуковского, он тоже добровольно «отказался» от счастья! («Маша моя <...>, поняла ли ты то, что заставило меня решительно от тебя отказаться?») Косвенным доказательством влияния на Батюшкова истории Жуковского была родовая связь Анны Фурман с Дерптом, где в это время проживал ее отец, чего Батюшков как жених не мог не знать. Не о печальном ли подражании говорит посвященный в обстоятельства Вяземский в письме А. И. Тургеневу, с которого начинается этот очерк?

Вскоре после разрыва с А. Ф. Фурман Батюшков написал письмо П. А. Вяземскому, в котором проскальзывают намеки на его жизненные обстоятельства. Из самого тона этого письма видно, что разрыв с невестой был невероятно тяжел для Батюшкова, что состояние, в котором он находился, было близко к нервному расстройству. Письмо, вопреки привычке Батюшкова к гладким и логически выверенным эпистолярным текстам, изобилует немотивированными повторами, мысль автора перескакивает с предмета на предмет, синтаксис рваный и захлебывающийся, формулы вежливости перемежаются с чрезмерной жесткостью по отношению к адресату. Среди прочего, Батюшков сообщает: «...Мои несчастия ощутительны, и когда-нибудь я тебе расскажу все, что терпел и терплю. Сердце мое было оскорблено в самых нежнейших его пристрастиях»[45]. Возможно, между Батюшковым и А. Ф. Фурман произошел какой-то разговор (о котором мы ничего знать не можем), оставивший в его душе то ощущение, которым он руководствовался, возвращая слово своей невесте. Ясно одно: Батюшков в марте 1815 года разрушил свою жизнь. В упомянутом письме Вяземскому он высказался о будущем следующим образом: «Страха в сердце не имею: я боюсь самого себя».