И старания его увенчались успехом — до тех пор, пока горячая, спокойная и уверенная ладонь не проползла под краем кружевной скатерти вверх от его колена к бедру, и выше — он слишком хорошо помнил, что с ним случилось всего несколько часов назад, стоило лишь на мгновенье довериться этому бесу. Ингар тяжело вздохнул, кинул вороватый взгляд по сторонам: не заметил ли кто? И под прикрытием очередного тоста, прошипел на ухо Ариверну:
— Убери руку.
— Не сейчас, — ухмыльнувшись, ответил тот, проводя ладонью по кругу. И тут же отвлёкся на разговор с советником по международной политике. Не убирая, впрочем, руки.
Ингар пытался отвлечься — ничего не выходило. В конце концов, он выбрал подходящий момент, чтобы выдохнуть в охотно подставленное ухо:
— Чего ты хочешь? — и получить бескомпромиссный ответ:
— Узнаешь, — рука продолжала ласкать его — сквозь плотную ткань штанов и невесомый шелк белья. Хватило и этого — Ингар подавился вином, закашлялся, и мучитель немедленно извлёк из-под скатерти руку, чтобы похлопать его по спине.
17
— Довольно, — похрипел Ингар, вставая из-за стола. Он скомкал салфетку, и бросил, не глядя, на столешницу, — прошу меня простить. Мне необходимо привести себя в порядок, — к счастью, занятые своими разговорами лэрды, отнесли его уход на счет чрезмерного количества вина, или молодой человек просто устал? А жаль — говорят, он прелестно играет на скрипке.
Рона просочилась в свою комнату через тайный ход. Так было короче, а ей действительно не терпелось увидеть любимого.
— Ингар? — вполголоса позвала она.
— Здесь, — откликнулись приглушенно из ванной. Лэсса стряхнула берет и пятнистую куртку. Чтобы она ещё раз её надела! Затем разделась полностью, неторопливо пересекла комнату, и проскользнула в незапертую дверь.
Ингар замер под душем — невероятно красивый, гармоничный, любимый. Все глупости касательно Верна тотчас вылетели у Роны из головы: ведь это Ингар — тот, о ком мечталось в сопливой юности. Это он, недосягаемый, взрослый, вдохновенный… он здесь. Он с ней, он — её. Мало ли, кто как смотрел за ужином, или после. Девушка обняла неподвижного мужчину, вода потекла по рукам, груди и животу — странно холодная. Заколдованные струи светились синим, что случалось, только если воду забыли подогреть, но Ингар, похоже, наслаждался этим. Её кожа медленно покрывалась мурашками, заставив плечи смущенно ссутулиться, а грудь сжаться плотными комочками, беспомощно выставившими вперёд бусинки сосков.
— Мне холодно, — прошептала она, — пойдём?.. Пойдём отсюда.
Казалось, он не сразу её услышал. Но вдруг, словно очнувшись, опять крепко обнял, без страсти — с одной лишь благодарностью за спасенье, поднял на руки и вынес, наконец, из-под холодной воды.
Поцелуй — глубокий и быстрый.
— Кровь — твоя, или моя?
— Моя, — признался Ингар, — я прокусил губу.
— Когда ты успел?
— Пока ты каталась на лошадках, — съязвил тот, опуская возлюбленную на кровать.
— Ингар, что с тобой? — недоуменно спросила Рона, — ты, как будто, сам не свой…
18
— Рона… — он хотел бы сказать ей, но что именно? И как? Слов не находилось, поэтому он сделал единственное, что сейчас могло помочь — стал покрывать её тело торопливыми, жадными поцелуями. Загорелое плечо, тонкую ключицу, всё ещё сжавшуюся в комочки грудь… дальше — вниз, по животу, гладкой дорожкой по несравненному девическому телу, проводя языком там, где бедро переходит в низ живота. По напряженной коже, чувствуя, как она отзывается на каждый поцелуй, каждое прикосновение; он хотел раздразнить её, заставить играть, загореться… но сам же сдался первым — эффект от холодного душа оказался непродолжительным.
Стараясь не сорваться на грубость, он подхватил её колени, разводя в стороны, несколько секунд любовался на неё — хрупкую, выгнувшуюся навстречу, трогательно-беспомощную… потом подтянул выше, к себе, наклонился, без труда удерживая вес тела на согнутых руках. И ощутив, как её стройные ноги оплели его талию, совершенно утратил разум — осталось только судорожное движение тел, бешеный ритм и самый древний инстинкт на земле.
Рона свернулась калачиком, подтянув колени к животу. Ингар неторопливо поглаживал её спину; сам того не замечая, он чертил пальцами те же линии, что чувствовал сегодня на своей коже — вдоль талии, к крестцу и снизу-вверх… Как же всё так вышло, что сейчас, лёжа в постели со своей женщиной, он ощущает себя затравленным, загнанным в угол кроликом? Рона как будто подслушала его мысли:
— Так что у тебя случилось? — она повернулась и села, прикрывшись лёгкой полупрозрачной простынёй. Серые глаза её, внимательные и беспокойные, казалось, заглядывали Ингару прямо в душу, — отец что-нибудь не то сказал?