Бекка делает еле заметное движение рукой, держащей шприц. На кончике иглы на мгновение замирает капелька прозрачной жидкости, потом падает на шею Софии. Перед глазами у меня плывет, я вижу темный тоннель между мной и дочерью, вокруг нас больше ничего. Остальное не имеет значения. Мне нужно добраться до Софии, схватить ее и рвануть в сторону. А если Бекка воткнет в нее иголку, мне понадобится сахар, я вызову «скорую», службу спасения, спасу Софию, спасу ее… Я велю ногам бежать вперед, они движутся, но недостаточно быстро. Вижу летящий мне навстречу пол, меня окутывает густой черный туман, когда наступает полная тишина.
Глава двадцать третья
8 часов до Сиднея. Майна
Когда Франческа вслед за мной входит в салон, по рядам проносится шепот, пассажиры выпрямляются в креслах, как это бывает, когда в офисе появляется начальство. Я слышу, как она говорит
Когда пассажир протискивается мимо нас, меня обдает запахом пота, я ощущаю в воздухе тревогу и тоску от долгого сидения на одном месте. Это араб, занимающий кресло 6J, он хватается за спинки сидений, словно по лестнице карабкается. На приветствие Франчески он не отвечает и скрывается за ширмой. Сердце у меня начинает колотиться. Может, это он? Араб исчезает в кухне, и мне хочется рвануть за ним, но мы уже стоим у кресла 4Н, где Финли смотрит мультфильм. Он снимает гарнитуру.
– Вы их распутали?
Я ничего не понимаю, а потом вспоминаю о перепутанных наушниках у себя в кармане. Они, похоже, совсем из другого времени, когда я выполняла свою работу, мы летели в Сидней и никто не угрожал моей дочери.
– Я распутаю, обещаю. Вот только… – Я замолкаю, вспоминая, как София хочет, чтобы я что-то сделала, а я всегда отвечаю со вступлением.
– Говорят, ты хочешь стать пилотом?
Франческа наклоняется к его креслу, Финли смущенно смотрит на нее, а рядом его мать, наконец-то проснувшаяся, снимает с головы наушники. Я ухожу, прежде чем мое вранье выплывет на поверхность, а еще потому, что собираюсь довести начатое до конца, и доведу, доведу ради Софии, и сделать это необходимо сейчас. Кровь буквально ревет у меня в ушах, сливаясь с шумом самолета в невыносимый гул, от него у меня распирает голову, которая вот-вот лопнет. Я отдергиваю штору между салоном и кухней и едва не вскрикиваю, столкнувшись с направляющимся на свое место арабом. Он так же напуган, как и я, бормочет какие-то извинения, потом рывками возвращается к своему креслу, цепляясь за спинки сидений.
Джейми Кроуфорд с женой вернулись на свои места, чета Талботов и младенец Лахлан дружно спят. Я не вижу ни журналиста Дерека Треспасса, ни Джейсона Поука и, хотя вытягиваю шею, чтобы рассмотреть кресла в задней части салона, так и не могу определить, пусты ли они, или же их «обитатели» улеглись спать. Кого не хватает? Кто угонщик?
Франческа распрямляется. Она все еще разговаривает с мальчишкой и его матерью, и я гадаю, что́ они ей отвечают, знает ли Франческа, что я соврала, и прикидывает ли – почему. Через несколько минут она скажет, что ей нужно возвращаться, и пожелает им приятного полета. Наверное, пригласит мальчишку в кабину пилотов после посадки, посидеть в кресле и почувствовать себя командиром воздушного судна. Он будет с нетерпением ждать этого и предвкушать, как покажет фотку друзьям. Возможно, серьезно задумается о том, чтобы стать пилотом, и начнет мечтать о полетах над облаками, об элегантно сидящей форме, о том, как идешь по зданию аэропорта, когда тебе предстоит рейс в Калифорнию, Мексику и Гонконг. Мечтать, как раньше мечтала я.
От чувства вины у меня наворачиваются слезы. Они текут по щекам, жгучие и обильные, а я выискиваю глазами ручку двери туалета около кабины пилотов, страстно желая, чтобы он был свободным и все происходящее оказалось страшной ошибкой. Пусть это будет учебной тревогой, постановкой для «Ютуба». Пусть меня уволят, заклеймят позором и обольют потоками грязи как женщину, готовую пожертвовать сотнями жизней ради спасения дочери. Пусть это будет все, что угодно, но только не происходит в реальности.
Над ручкой надпись: «Занято».