Это не первый раз, когда на меня смотрели с подозрением. Через несколько недель после событий 11 сентября я летела обратным рейсом из Дубая. Нам задержали вылет, и несколько молодых людей очень разозлились. Через два часа они успели основательно нагрузиться спиртным. Я слышала, как они раззадоривали друг друга, и поддевки становились все более язвительными и сальными всякий раз, когда я проходила мимо.
– Аллах акбар!
– В чем разница между террористом и женщиной с ПМС? С террористом можно договориться.
– Подойди-ка сюда, дорогуша. У меня в штанах есть такое, что при твоем прикосновении взорвет всё к чертям свинячьим.
В Хитроу их арестовали за агрессивные действия, согласно закону о борьбе с терроризмом. Я заставила себя посмотреть каждому из них в лицо, когда их выводили из самолета, хотя колени у меня дрожали так, что пришлось прислониться к стене.
– Я ведь, блин, только пошутил! – прошипел один из них, проходя мимо меня.
На борту было достаточно возмущенных пассажиров, много наснимавших на мобильные телефоны, чтобы адвокаты молокососов уговорили их раскаяться и признать себя виновными, тем самым избавив меня от нервотрепки дачи показаний в суде. Начальству я сообщила, что со мной все нормально, но этот инцидент не давал мне покоя еще несколько месяцев, и теперь ненависть во взгляде футболиста вновь заставляет меня припомнить прошлое.
– А ты? – Кроуфорд поворачивается к арабу в кресле 6J, который мгновенно вытаращивает глаза от страха. – Ты тоже один из них?
– Джейми! – Полный ужаса голос Кэролайн эхом отдается в возгласах нескольких окружающих меня пассажиров. – Не будь расистом.
Мужчина в кресле 6J роняет голову на руки. Мне становится стыдно оттого, что я не поверила его словам о том, что он очень боится летать. Какие бы катастрофы мужчина ни предчувствовал, хуже теперешней реальности ничего, наверное, нет.
– Нас едва ли можно в чем-то винить, – возмущенно продолжает Кроуфорд. Он оглядывается по сторонам в поисках поддержки, и мне отрадно видеть, что он ее почти не находит. Большинство пассажиров опускают головы, глядя в пол. – Это всегда ваша банда, разве нет?
– «Ваша банда»? – переспрашивает Дерек Трес-пасс. – Извольте выбирать выражения.
– Мне безразлично, мусульманка вы, индуистка или какая-нибудь там иеговистка, – раздается голос женщины, летящей провести Рождество со своей умирающей подругой. – Но если она… – ее палец указывает в мою сторону, – …им помогла, значит, она с ними заодно. Яснее и быть не может.
– Они угрожали моей дочери, – объясняю я, стараясь сохранять спокойствие. – Сказали, что ей будет плохо, если не выполню то, что они требуют.
– А как же мой ребенок? – кричит Лия Талбот через весь салон. Пассажиры поворачиваются к ней. Слезы текут по ее лицу, когда она продолжает, а слова тонут в рыданиях: – Знаете ли вы, как долго я ждала, чтобы стать матерью? Одиннадцать лет. Одиннадцать лет выкидышей, лечения бесплодия, заявлений о том, что мы не подходим под категорию приемных родителей. – Она выхватывает Лахлана из рук Пола и потрясает им перед собой. – Его жизнь что-нибудь значит? Что делает его менее важным и ценным, чем ваша дочь?
Пол протягивает к ней руки и заключает жену и сына в объятия, а Лия начинает рыдать с такой силой, что содрогается всем телом. Меня трясет от воспоминаний о том, как отчаянно мне хотелось ребенка, как ежемесячная боль в матке эхом отдавалась у меня в сердце.
– Они все важны и ценны! – Леди Барроу поднимается, и, несмотря на хрупкое телосложение, вид у нее воинственный. – Все наши дети. Что бы ни сделала эта девочка, любой из вас поступил бы так же, если бы на карте стояла жизнь его ребенка. – При иных обстоятельствах я бы рассмеялась, когда меня назвали бы «девочкой», но я молчу, когда Пэт перекрывает своим голосом праведные гневные выкрики, вызванные ее словами: – Хватит! Замолчите, все вы! Лично я не желаю провести оставшиеся часы… – Она на секунду умолкает, в последнее мгновение заменив слова «своей жизни» на: – «этого полета» в склоках и ругани.
В салоне воцаряется тишина. Во время словесной перепалки Миссури наблюдала за ней с еле заметной улыбкой. Это доставляет ей удовольствие, с отвращением понимаю я. Возможно, она даже ее спланировала, желая видеть, как мы переругаемся вместо того, чтобы сплотиться против них.
– А мужчина вон там, – обращается к Миссури Элис Даванти, указывая на дверь кабины пилотов, – он квалифицированный летчик?
– Вы думаете, мы подвергли бы опасности свою миссию? Он знает, как управлять самолетом.
– Это не одно и то же.
Страх расползается по салону, будто пожар, шепот и бормотание становятся все громче, истерия грозит наихудшим вариантом развития событий.
– Амазонка – опытный пилот, он доставит нас к месту назначения безо всяких происшествий, пока вы соблюдаете наши требования. В противном случае…
Миссури многозначительно смотрит на тело Кармелы, и все с огромными усилиями подавляют в себе страх.