Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме

Меня привезли обратно в Вантаа. И теперь я здесь. В той же камере, в которой меня размещали при первом аресте. Но если тогда мне позволялось выходить, чтобы позвонить или взять книг из тюремной библиотеки, то сейчас меня просто заперли и не выпускают. Я здесь третий день. Еду мне выдают через окошко в двери. В лекарствах меня здорово ограничили, причем значительно понизив их дозировку. Никаких телефонных звонков, никаких прогулок даже на полчаса. Я сижу и пишу письма маме, Хэте и другим своим новоявленным подругам. Не знаю, дойдут ли они. Вчера меня вывели из камеры, чтобы я выбрала одежду, в которой поеду. Я выбрала свой комплект, добавив сверху фланелевую рубашку, подаренную Хэтой. Тюремные надзиратели наблюдали за мной с сочувствием, будто выполняли последнюю волю заключенного перед казнью. Еще бы! 60 лет, которые мне грозят в соответствии с документами об экстрадиции, действительно звучат как приговор к смертной казни.

Я сижу и думаю, как мне отсрочить эту поездку. Может, изобразить обморок или какой-нибудь приступ? Но я не умею. Я очень не хочу ехать, мне кажется, что меня ждет что-то ужасное. Вокруг довольно грязно, но у меня уже нет сил убираться. Я молюсь и засыпаю.

17

Утром меня разбудили и сказали, что через полчаса мы выезжаем. Я заметалась по камере. Я не придумала, как отсрочить поездку. Времени нет. Время закончилось. Я не знала, когда у меня будет следующая возможность связаться с мамой. Надеюсь, что скоро. Во время последнего телефонного разговора с ней я сказала, что постараюсь ей позвонить, но не обещаю. Обещать что-то, находясь в заключении? Это нонсенс. Я приняла душ, оделась, помолилась и вышла. Финские полицейские отнеслись ко мне вполне по-человечески. Мы подъехали к аэропорту. Встали у шлагбаума. И мне позволили выйти на улицу. Я стояла возле машины и дышала. Просто дышала. На мне не было наручников, в Финляндии предпочитают обходиться без них. Передо мной простирался простор аэропорта, обдуваемого всеми ветрами. Я стояла в своей одежде. Я так стояла минут 15. Хотя, может, это были и полчаса или больше. В любом случае, мне было бы мало любого времени. У полицейских были такие грустные лица, будто они провожали на эшафот. Или на «зеленую милю». От них пахло трауром.

7 января, 2015 год. Вашингтон, DC.

– Одевайся, милая. У меня есть для тебя подарок на русское Рождество.

Я рада, что Джо не забыл и все же чтит мои традиции.

Он привозит меня в Арлингтон, штат Вирджиния. Салон «Мерседес». Меня ждет новенький Mercedes C250 2015 года выпуска. Я краснею. Меня поздравляет менеджер салона. Я обнимаю мужа, благодарю и думаю: «У меня нет прав, я не умею водить автомобиль, и супруг об этом знает…»

Мы заехали на территорию аэропорта, на взлетную часть. И некоторое время постояли там. Я уже устала ждать: пусть хоть что-то произойдет, ожидание уже невыносимо. Все время я озиралась по сторонам, вглядываясь в каждую машину, которая к нам приближалась. Я хваталась за тонкую нить надежды с их приближением, ожидая чуда, ожидая, что рядом остановится машина, из которой выйдет человек с заветными документами на мое освобождение и извинениями за допущенную ошибку. Дверь машины открылась, и в машину сел молодой человек. Американец.

– Привет! Меня зовут Грэг. Я американский маршал и буду тебя сопровождать в Америку. Мы можем говорить о чем угодно, кроме твоего дела. Хоть всю дорогу.

После финских траурных лиц его улыбающаяся физиономия меня сразу расположила. Хотя я жила в Америке и должна была привыкнуть к подобной этике поведения в США. Но контраст был такой разительный, что во мне даже родилась какая-то надежда. Тем более в свое время мне нравилось жить в Америке, я принимала их менталитет. Если на моем пути встретится еще несколько таких «грэгов» в форме, то не все потеряно. Тем более мой потенциально бывший муж, имевший обширный опыт общения с полицейскими, говорил, что мне не могут дать больше шести месяцев. Не то чтобы я ему верила, но если он в чем-то и разбирался, так это в насилии и в американских законах.