Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме

«Не может!» – подумала я.

Из разговора маршалов я поняла, что это был личный автомобиль Грэга. «Странно», – решила я.

Грэг привез меня в тюрьму Александрия, штат Вирджиния. Передо мной предстало многоэтажное здание из едкого красного кирпича. Мы зашли через подземную парковку, где наличие света не предусмотрено. «И больше светло не будет», – подумала тогда я. Правда, сейчас, сидя в изоляторе, я понимаю, как ошибалась. В тюремных коридорах свет действительно такой приглушенный, как будто горит полуистлевшая лампочка, держащаяся на последнем издыхании. Но внутри камеры ситуация совсем иная. Впрочем, это я знаю сейчас. А тогда я шла с Грэгом к посту регистрации. Он передал мои документы и тщательно проверил точность данных. Иначе был бы небольшой, но все-таки шанс на то, что миграционная служба, вследствие неверно заполненных бланков, могла депортировать меня. Такой «несправедливости» Грэг допустить никак не мог. Он сдержанно распрощался со мной и пошел на воссоединение со всеми «центрами». А дальше случилось то, из-за чего я сижу сейчас в изоляторе под ослепляющим лучом мерзкой длинной прямоугольной лампы.

Я не спала больше суток. В таком состоянии у человека, привыкшего спать регулярно, психика выкидывает неожиданные фортели. Кто-то реагирует на все немного с запозданием. Кто-то, наоборот, постоянно напряжен, как гитарная струна. А у кого-то эти реакции причудливым образом скрещиваются. В холле тюрьмы меня начали обыскивать. Обыскивала женщина. В Финляндии я привыкла ко вполне толерантным обыскам, когда руками меня практически не трогали. А если обыск тщательный, то приводят собаку, которая тебя обнюхивает, – если что-то учует, то она садится. Более того, перед обыском надзирательница рассказывает тебе, что они сейчас будут делать, чтобы заключенные были морально готовы. Здесь же меня сразу развернули к стене, прокричали стандартные команды вроде «Руки на стену!», «Ноги врозь!» Я даже не успела задуматься, как одна из надзирательниц весьма ощутимо провела мне рукой между ног. Мои глаза застелила пелена… Я начала кричать, возмущаться. Но я еще держала себя в руках, я была на самом краю границы, но не переходила ее. Но тут очередная надзирательница схватила и выдернула из моих рук фланелевую рубашку – такой дорогой моему сердцу подарок Хэты. И мои красные от недосыпания глаза сделались еще краснее. К крикам я добавила активную жестикуляцию. Я кричала, что они не имеют права отбирать мои вещи и поступать со мной так. Это агрессивное поведение. Это неуважение к правам человека. Это сексуальное домогательство, в конце концов! Офицер вызвала подмогу… Меня оттащили в прачечную.

Я не понимала, что происходит. Это же полиция. Полиция должна защищать людей или хотя бы соблюдать законы и права, а не нарушать их. Разве не в этом их назначение? Почему со мной так обращаются, ничего не объясняя? В прачечной я еще пыталась криком отстаивать свои права. Но дело перешло в область физического насилия. Восемь против одного, вооруженные до зубов офицеры против безоружной меня – бой явно неравный. Одна из офицеров с силой наступала мне на ступню больной ноги в тщетных попытках заставить меня потерять равновесие. Я терплю пронизывающую все тело боль и думаю лишь об одном: я не могу упасть, я не буду стоять на коленях или лежать у них в ногах, я не подчинюсь, им не сломать меня…

Офицер принес так называемый turtle suit – «черепаший костюм», вроде таких брезентовых темно-зеленых сарафанов, которые накладывают сверху на флюорографии. Я отказалась его надевать. Меня ударили. Потом еще. Меня били не спеша, со вкусом. Не заботясь о том, что останутся следы, ведь я уже в тюрьме. Я пыталась сопротивляться уже чисто по инерции, потому что понимала, что здесь победы не одержу. Меня раздели догола. Сбросили мою одежду на пол и вытерли об нее ноги. Восемь надзирательниц стояли передо мной и, матерясь, требовали, чтобы я сама надела этот «черепаший костюм». Даже на расстоянии было очевидно, что стирки он не видал давно. От него жутко воняло, он был насквозь пропитан чужим потом и грязью. Я очень разозлилась. И плюнула в одну из надзирательниц. Слюна застряла в ее жестких кудрявых волосах. После этого меня зажали в угол, добавили несколько прицельных ударов ногами и руками. Надели на меня пахучий грязный костюм. И добавили сетчатый мешок на голову, в котором было сложно дышать. Я как будто наблюдала эту сцену со стороны. Как меня крутят, заламывают руки, толчками доводят до изолятора и с силой кидают меня туда.