Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме

Но это еще не все. На следующий день я узнала в телефонном разговоре с мамой, что мой бывший муж – в этой же тюрьме. Яли просматривал каждый день информацию по тюрьмам – и именно сегодня он появился в списках. Первым делом я заполнила форму запроса keep separate («держать раздельно»). Обычно такой документ составляется для соучастников по одному делу. Или в случае, когда один из людей боится другого и хочет избежать даже малейшей исходящей от него опасности. Я не хочу с ним пересекаться. Я не хочу его видеть. Я только-только официально освободилась от него, а тут мне его практически подсовывают под нос. Тюремное руководство одобрило запрос и заверило меня, что ни в коем случае мы не пересечемся.

Я хочу хоть как-то отвлечься от мыслей о нем. Но я даже не могу поделиться ни с кем своими страхами. Даже с мисс Ли, которая к этому моменту серьезно завралась. Я, конечно, предполагала, что она преувеличивала свои заслуги и доходы. Но ее рассказы начали достигать вершин Жюля Верна. К тому же я заметила очень странную тенденцию. Она очень быстро прочитывала те же книги, что и я читала совсем недавно. К примеру, я прочитала биографию Илона Маска. А дней через пять мисс Ли заявляет, что собирается инвестировать миллионы в космические программы, строительство ракет и т. д. Подобные же странно связанные реплики прозвучали после того, как я прочитала биографию Джеффри Безоса – основателя интернет-компании Amazon.com и ряда других компаний. Как-то мисс Ли поинтересовалась моим мнением по какому-то политическому вопросу – я ответила, что не обсуждаю политику, религию и секс, об остальном – пожалуйста. Через пару дней приходят волонтеры, в том числе и от религиозных конфессий, и мисс Ли как ни в чем не бывало заявляет, что один из ее друзей-мужчин говорит, что он никогда не обсуждает политику, религию и секс. И тут я поняла! Ее стихия – мимикрия. Она считывает с тебя признаки и присваивает их, начинает подражать. Вот почему ее мало кто здесь любит. Более того, мне не дает покоя одна история, связанная с ней.

Одна из моих знакомых в тюрьме – мисс Алайя, женщина из Нигерии. По виду не робкого десятка, к тому же с татуировками в виде слез на щеках. Мой бывший муж мне некогда рассказывал, что у некоторых мафиозных группировок есть такая традиция – вытатуировывать слезы на лице по количеству жертв. Но у нее это несло некое иное значение, что-то связанное с духами Африки. Мы периодически общались. Но я заметила, как она все больше начинает восхищаться мисс Ли и приписывать ей чуть ли не всемогущество. Она верит во все ее истории и смотрит на нее с благоговением. И недавно я застала такую сцену: Алайя стоит на коленях перед мисс Ли и просит ее о помощи. Она умоляла мисс Ли поделиться своим адвокатом. Мисс Ли явно наслаждалась этим моментом. Она с гордым видом и тоном, не терпящим возражения, потребовала 10 тысяч долларов за подобную услугу. Мисс Ли не знает, что я была свидетельницей этой сцены. Я не совсем понимаю, в чем дело, но что-то в этой истории меня крайне смущает…

Казалось бы, попытки разгадать таинственную мисс Ли способны отвлечь меня хоть на некоторое время. Но оказалось, что самое интересное еще впереди.

Я пришла на утреннюю службу, зашла в зал, села на привычное место сзади. Готовилась слушать Божье слово. И тут через несколько рядов от меня мужчина-заключенный абсолютно свободно, без какого-либо страха оборачивается ко мне. И говорит:

– Что у тебя с лицом?

Господи! Это он, мой бывший муж, мужчина с улыбкой Чеширского кота, мужчина, который сделал мою жизнь такой сладко-горькой!

Не «привет». Не «как дела». «Что с лицом?» Впрочем, едва ли в тот момент с ним было все в порядке. Я заозиралась по сторонам. Охранники по бокам делали вид, будто ничего не происходит. Те самые охранники, которые прежде пресекали любые попытки переглядок и общения с мужской стороны. Я… Я не понимала, что происходит. Я же подписала документ – и меня заверили, что мы не встретимся! К тому же на религиозную службу нельзя просто выйти из камеры и пойти. Заранее составляются списки, которые проверяются и затем одобряются или нет. «Что происходит?» – вертелась, как вьюн, мысль в моей голове. Неужели это сделано нарочно? Они позволили нам встретиться. Они позволили ему обернуться. Они позволили ему задать мне вопрос и продолжать на меня пялиться. Я сделала усилие над собой, встала и пошла к выходу заплетающимися ногами. Я бы могла молча уйти в свою камеру. Но путь преградили охранники, спросив, в чем дело. И со мной случилась истерика. Меня трясло от несправедливости и обмана… и, возможно, страха. Я присела на корточки и закрыла голову руками.

Тогда меня довели до камеры, и я легла. Сегодня третий день, как я безвылазно сижу здесь. Уже легче. Истерика прошла. Остались только редкие всхлипывания. Я чувствую, будто ранена. Будто я прострелена насквозь.

7