Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

«Я не забочусь о томъ злѣ, которое онъ мнѣ надѣлалъ лично — продолжалъ Безбородко — но жалѣю безмѣрно о накостяхъ, отъ него въ дѣлахъ происшедшихъ, въ единомъ намѣреніи, чтобъ только мнѣ причинить досады». Описывая далѣе «пакости» Мамонова, Безбородко, сообщая, что Мамоновъ распространялъ слухъ, будто снова вернется править дѣлами, прибавляетъ: «вице-канцлеръ доказалъ при семъ случаѣ, что онъ презлой скотъ; искалъ вкрасться въ милость сего бывшаго фаворита, жалуясь на меня, и иногда успѣвалъ; но то бѣда, что когда за руль брался, худо правилъ и надобно было всегда ко мнѣ же обращаться. Онъ забывалъ, что онъ, по слову покойнаго Верженя, былъ une tête de paille. Вѣрьте, что Вяземскій, который на насъ золъ, не дѣлалъ подобныхъ исканій, какъ сей глупый человѣкъ. Перемѣною пораженъ онъ былъ одинъ изо всего города, который вообще похвалами превозноситъ уѣхавшаго».

Что же касается новаго, вступившаго въ силу фаворита, то Безбородко писалъ: «о вступившемъ на мѣсто его (Мамонова) сказать ничего нельзя. Онъ мальчикъ почти. Поведенія пристойнаго, ума недалекаго, и я не думаю, чтобъ былъ долговѣчнымъ на своемъ мѣстѣ. Но меня сіе не интересуетъ».

Съ такимъ же равнодушіемъ отзывался Безбородко о Зубовѣ и въ письмѣ къ племяннику своему Кочубею, добавляя, что бы ни было, но новые хуже не будутъ. А, впрочемъ, мнѣ ни до чего и дѣла нѣтъ».

Такое равнодушіе было, однако, напускнымъ, такъ какъ Безбородко въ письмахъ своихъ къ Воронцову жаловался еще и прежде на Мамонова, слѣдовательно доброе расположеніе или недоброхотство лицъ, слишкомъ близкихъ къ государынѣ, могли чувствительно отзываться на положеніи Безбородки.

Говоря о непріязненныхъ къ нему отношеніяхъ Дмитріева-Мамонова, г. Григоровичъ высказываетъ слѣдующія соображенія. Онъ пишетъ: «Трудно отыскать источникъ, изъ котораго проистекали такія отношенія. Быть можетъ, что милости, оказанныя императрицею Екатериною II еще во время путешествія въ Крымъ, роднѣ Безбородки, особенно Милорадовичу и Миклашевскому, которые слыли за красавцевъ, встревожили подозрительность фаворита государыни. Несомнѣнно только, что вскорѣ послѣ возвращенія двора изъ путешествія въ Петербургъ, насталъ рядъ непріятныхъ выходокъ Мамонова противъ Безбородки».

Мамоновъ, должно быть, сильно вредилъ Безбородкѣ, если Гарновскій сообщалъ Попову слѣдующее: «говорятъ, что Александръ Матвѣевичъ (Мамоновъ) и довольно силенъ и опасенъ графу Александру Андреевичу и что послѣдній много лишился бы довѣренности, еслибы теперь не былъ подкрѣпленъ его свѣтлостію». На другой день Гарновскій писалъ: «Александръ Матвѣевичъ имѣетъ къ графу-докладчику врожденную антипатію и даже имени графскаго не терпитъ; напротивъ того, графъ усильно старается пріобрѣсть дружбу его превосходительства. Графъ-докладчикъ хотя и не кажется самъ собою быть опаснымъ, однакожъ въ хитрости рѣдко кому уступитъ, и притомъ связанъ тѣсною дружбою съ такими людьми, которые всегда были, суть и пребудутъ его свѣтлости вредными».

Приведенныя нами выписки представляютъ весьма неприглядную картину послѣдняго десятка лѣтъ царствованія Екатерины II. Среди кишащихъ придворныхъ интригъ появляются пригожіе «мальчики», переходящіе прямо «изъ караульни» въ кабинетъ государыни и заставляющіе дрожать передъ собою старыхъ сановниковъ за свою будущность, а эти въ свою очередь заискиваютъ добраго расположенія со стороны новоявленныхъ временщиковъ.

До какихъ мелочей могли доходить столкновенія, клонившіяся во вредъ государственнымъ людямъ того времени и кончавшіяся торжествомъ фаворитовъ, видно изъ письма Гарновскаго. По поводу вопроса о награжденіи одного кавалергардскаго капрала, дѣло это государыня пожелала отдать на разсмотрѣніе Безбородкѣ, чтобы онъ «выправился» какъ производились подобныя награжденія. — «Какъ, кому? — возразилъ Мамоновъ, которому императрица сообщила о своемъ намѣреніи. — Я вамъ сказывалъ уже сто разъ и теперь подтверждаю, что я съ Безбородкою не только никакого дѣла имѣть, но и говорить не хочу. Нѣтъ ничего смѣшнѣе, какъ отдавать ему дѣла, разсмотрѣнію его не подлежащія, Не угодно ли вамъ, надѣвъ на него шишакъ и нарядивъ его въ кавалергардское платье, пожаловать его шефомъ сего корпуса? Очень кстати! Однако же и въ то время я ему кланяться не намѣренъ. Я знаю, кто я таковъ, а онъ — такой, сякой… Я лучше пойду въ отставку». — «Ну, ну… на что же сердиться» — утѣшала императрица фаворита. Споръ сей, добавляетъ Гарновскій, кончился тотчасъ миромъ. Когда же снова по этому поводу возникъ вопросъ и императрица попыталась-было выставить передъ расходившимся не въ мѣру фаворитомъ достоинства и заслуги Безбородки, то Мамоновъ возразилъ: «Хотѣлъ я наплевать на его достоинства, на него самаго и на всю его злодѣйскую шайку».

«Я стыжусь описать всѣ ругательства — добавляетъ Гарновскій — на счетъ графскій и его партіи произнесенныя. Словомъ сказать, прежестокая была ссора. Дворъ принужденъ былъ, наконецъ, присвоить графу имя без…… бумаги отъ него тотчасъ отобрать и цѣлую ночь проплакать.