Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

«Примиреніе, о коемъ дворъ весьма сильно старался, насилу воспослѣдовало, послѣ ссоры, три дня спустя. Видно, — заключаетъ Гарновскій, — хотя любовь и имѣетъ свое могущество, но довѣренность къ тріумвирату не совсѣмъ еще погибла; однакоже, тріумвиратъ уступитъ могуществу и уступитъ совершенно если только надобно будетъ».

Отношенія такого высокаго сановника и лица, столь довѣреннаго государыни, какимъ былъ Безбородко, были крайне тяжелы для послѣдняго. Это видно изъ словъ Гарновскаго, писанныхъ въ концѣ апрѣля 1787 года. «Графъ-докладчикъ бываетъ весьма рѣдко у государыни, и притомъ старается бывать только тогда, когда Мамоновъ не бываетъ. Если же ему случится придти въ то время къ государынѣ, когда графъ докладываетъ, то графъ, тревожась присутствіемъ Мамонова, всегда уходитъ. Недавно случилось слѣдующее происшествіе: графъ, пришедъ къ государынѣ въ такое время послѣ обѣда, когда Мамоновъ бываетъ дома, велѣлъ доложить о себѣ. Взошедъ потомъ къ ея императорскому величеству, гдѣ засталъ Александра Матвѣевича, пришелъ онъ въ такую робость, что на чтеніе дѣлъ, о которыхъ онъ хотѣлъ докладывать и голосу не хватило. Извинясь болью въ горлѣ, просилъ онъ государыню, чтобы ея величество изволила сама прочесть принесенныя бумаги, которыя онъ оставя у ея величества, воротился во-свояси».

Съ своей стороны г. Григоровичъ замѣчаетъ, что не «робость», а иное чувство руководило въ этомъ случаѣ Безбородкою. «Онъ — говоритъ его біографъ — не сробѣлъ передъ императрицею даже тогда, когда на замѣчаніе ея, что «сенатскія дѣла выходятъ весьма медленно» — отвѣчалъ: «я никогда не вхожу и не выхожу отъ васъ безъ дѣлъ, государыня. Отъ васъ зависитъ оныя слушать». По нашему мнѣнію, такой отвѣтъ, данный Безбородкою императрицѣ и при томъ отвѣтъ, вызванный въ смыслѣ оправданія, не опровергаетъ нисколько того обстоятельства, чтобы Безбородко не тревожился, при докладахъ, присутствіемъ Мамонова и не робѣлъ передъ фаворитомъ. Извѣстно, что обращеніе Екатерины II съ приближенными къ ней лицами было обыкновенно вѣжливо и сдержанно и притомъ какую либо съ ея стороны вспышку Безбородко могъ перенесть гораздо охотнѣе, нежели дерзкую выходку фаворита, передъ которымъ, даже съ сознаніемъ своего достоинства, приходилось покорствовать и молчать и болѣе заносчивымъ, сравнительно съ Безбородкою, сановникамъ.

Вотъ какимъ образомъ велись въ то время дѣла въ рабочемъ кабинетѣ государыни. Поступающія туда бумаги диктовалъ Воронцовъ, писалъ же и подносилъ ихъ къ подписанію Безбородко. Сообщая объ этомъ, Гарновскій прибавляетъ: «Александръ Матвѣевичъ, будучи, впрочемъ, сильнѣе ихъ всѣхъ, не входилъ почти ни въ какія дѣла». Очевидно, однако, что если бы онъ только пожелалъ вмѣшиваться, то сила его одолѣла бы и Воронцова и Безбородку.

Непріязненныя отношенія Мамонова къ Безбородкѣ продолжали существовать, и государыня однажды вынуждена была сказать своему любимцу: «ты видишъ, что князь (Потемкинъ) пишетъ Александру Андреевичу дружески. Это не правда, чтобы они князю были злобны. Какъ бы то ни было, а князь уважаетъ ихъ, какъ людей умныхъ, государству полезныхъ и мнѣ необходимыхъ. Для чего же тебѣ себя не такъ вести».

Вскорѣ послѣ этого заговорили, что графъ Безбородко сдѣлался «по комнатѣ» по прежнему силенъ, а 22-го октября 1787 года Гарновскій писалъ: «Графъ Александръ Андреевичъ опять немножко поправился для того, что дѣла исправить некому». Тѣмъ не менѣе, по мнѣнію Мамонова, нельзя было избрать къ употребленію въ государственныя дѣла вреднѣйшихъ людей, какъ графа Воронцова, Завадовскаго и Безбородку».

Оказывалось, однако, что могли являться въ ту пору люди еще вреднѣйшіе, какими становились быстро возвышавшіеся молодые любимцы императрицы. Въ предпослѣдніе годы Екатерина занялась мыслью подготовлять изъ нихъ будущихъ государственныхъ дѣятелей. Она чувствовала недостатокъ, и въ одномъ изъ своихъ писемъ къ барону Гримму выражала удовольствіе по случаю пріѣзда въ Россію для вступленія въ службу Канкрина, — отца будущаго министра финансовъ и графа, — добавляя, что для Россіи нужно «выуживать» дѣльныхъ людей изъ Германіи. Въ виду такого недостатка, Екатерина сама подготовляла въ будущіе государственные дѣятели: сперва Ланскаго, потомъ Мамонова и, наконецъ, Зубова. Но разумѣется, что такая школа была очень не надежною подготовкою для означенной высокой цѣли. Если бы бы даже эти «мальчики» и могли позаимствовать отъ императрицы кое-что изъ государственной мудрости, то вмѣстѣ съ тѣмъ вся ихъ обстановка вела ихъ къ нравственному растлѣнію. Могущество, почетъ и богатство, достававшіяся имъ на долю въ незрѣлые годы и безъ всякихъ заслугъ, неизбѣжно должны были вскружить имъ головы. Они могли считать себя превыше всѣхъ, пренебрегать всѣми и научиться только повелѣвать раболѣпствовавшими передъ ними сановниками, Дойдя сами легкимъ путемъ до служебной вершины, они не могли оцѣнить, какъ слѣдуетъ, ни чужихъ достоинствъ, ни чужихъ трудовъ, которые по отношенію къ нимъ должны были со стороны сановниковъ замѣняться лестію и угодничествомъ.