Между тѣмъ Безбородко занимался дѣлами по обрученію великой княжны Александры Павловны съ эрцгерцогомъ австрійскимъ, палатиномъ венгерскимъ, и когда обрученіе это состоялось, то ему, въ видѣ награды, отпущено было изъ кабинета 100,000 рублей. На торжество обрученія больной Безбородко явился черезъ силу. Онъ страдалъ теперь одышкой, у него по временамъ шла горломъ кровь, а въ груди онъ чувствовалъ непрерывную боль и жаръ. Безбородко получилъ отъ государя разрѣшеніе ѣхать за границу, но усилившаяся болѣзнь не дозволила ему это сдѣлать. Его разбилъ параличъ: онъ потерялъ память и лишился употребленія правой руки и языка, такъ что только съ трудомъ могъ произносить отдѣльныя слова, но послѣ второго удара не могъ даже сдѣлать и этого.
16-го апрѣля 1799 года Безбородко скончался въ Петербургѣ, въ своемъ домѣ, въ которомъ нынѣ помѣщается почтовый департаментъ.
Извѣстіе о смерти его императоръ Павелъ получилъ въ то время, когда онъ показывалъ одному изъ иностранныхъ пословъ лѣпныя работы, производившіяся въ Михайловскомъ замкѣ.
— Россія лишилась Безбородки! — вздумалъ провозгласить торжественно-печально адъютантъ, посланный государемъ, чтобъ навѣдаться о состояніи канцлера.
— У меня всѣ Безбородки! — съ досадой отозвался Павелъ на такое извѣстіе.
13-го апрѣля Безбородку похоронили съ чрезвычайною пышностію на кладбищѣ Александро-Невской лавры, но впослѣдствіи могила его вошла въ переходъ между церковью Благовѣщенія и церковью Св. Духа. Императоръ при погребеніи его не присутствовалъ, но только приказалъ похоронить Безбородку «по его высокому сану», не смотря на желаніе Безбородки, чтобъ похороны его были безъ всякой пышности.
Ознакомясь съ личностію Безбородки по изслѣдованію г. Григоровича и другимъ источникамъ, и не усвоивая защитительныхъ пріемовъ послѣдняго по отношенію къ Безбо-родкѣ, должно сказать, что первый секретарь Екатерины и потомъ первый министръ Павла былъ несомнѣнно человѣкъ чрезвычайно способный какъ дѣлецъ, но все же не геній и даже не тотъ государственный умъ, который провидитъ вдаль и можетъ направлять событія, если и не по своимъ видамъ, то по крайней мѣрѣ поражать новизною своихъ воззрѣній, а также обширностію и высокою цѣлью государственныхъ стремленій. Несомнѣнно, что, слѣдуя повѣрью, приходится сказать, что Безбородко прежде всего родился подъ счастливою «планидой», и къ нему очень удобно примѣняются слова его земляка и его современника Паскевича, отца князя Варшавскаго. Тотъ, когда заходила рѣчь о возвышавшемся все болѣе я болѣе его сынѣ и когда нѣкоторые прославляли молодого Паскевича какъ генія, добродушно отклонялъ всякія неумѣренныя похвалы, замѣчая по-хохлацки: «що геній — то не геній, а що везе, то везе», Такъ точно везло и Безбородкѣ, который самъ не надѣялся на свои силы и на свое умѣніе поставить себя выше неблагопріятствовавшихъ ему порою обстоятельствъ. Онъ смѣло, какъ и другіе счастливцы, могъ ввѣриться судьбѣ, которая устраивала его дѣла гораздо лучше, нежели онъ самъ. Такъ, онъ совершенно упалъ духомъ при воцареніи Павла и думалъ только объ удаленіи отъ службы «безъ посрамленія», а между тѣмъ случайность, которою онъ лишь ловко воспользовался, вознесла его на такую вершину почестей и перевела его за тѣ предѣлы богатства, о которыхъ онъ самъ вовсе не думалъ.
Справедливость, однако, требуетъ сказать, что Безбородко отличался, сравнительно съ царедворцами вообще, однимъ прекраснымъ качествомъ: онъ самъ не велъ интригъ и изъ всѣхъ даже самыхъ неблагопріятныхъ о немъ отзывовъ не видно, чтобы онъ когда нибудь рылъ яму другому, отъ того онъ, быть можетъ, и не попадалъ въ нее, хотя и часто находился почти на самомъ ея краю.
Другимъ хорошимъ общечеловѣческимъ качествомъ Безбо-родки была его незлобивость. Даже противъ самаго главнаго своего врага Моркова, публично обзывавшаго его и лгуномъ и воромъ, онъ не имѣлъ затаенной злобы и отзывался о немъ со всевозможною снисходительностью.
Чуждаясь интригъ, онъ въ то же время былъ искателенъ: стараясь угодить каждому и заискивая себѣ покровителей и покровительницъ въ «комнатахъ» императрицы и въ близкихъ къ императору Павлу Петровичу людяхъ. Онъ былъ «на услугахъ» Потемкина и принижался передъ Зубовымъ, очень хорошо понимая всю неумѣстность такой уступки при его высокомъ служебномъ положеніи, въ силу котораго слѣдовало или не уступать никогда первенства, пли, сознавъ невозможность борьбы, удалиться какъ человѣку, цѣнящему свою умственную и нравственную самостоятельность. Сохранилось извѣстіе, что онъ, входя въ кабинетъ государыни, клалъ передъ Екатериною земной поклонъ — пріемъ для выраженія почтительности въ то время уже не обязательный, но придававшій чувству уваженія раболѣпный оттѣнокъ.