Личное знакомство Голицына съ Фотіемъ подготовляла графиня Орлова и оно началось весною 1822 года присылкою отъ юрьевскаго архимандрита цвѣтовъ князю. По поводу этого знакомства князь Голицынъ, искренно, или только изъ свѣтской любезности, изъявлялъ графинѣ сожалѣніе, что онъ не познакомился съ Фотіемъ раньше, во время пребыванія его въ Петербургѣ. Съ перваго же раза похвалы Голицына Фотію передъ графиней Орловой дошли до того, что, по словамъ князя, «назидательный разговоръ Фотія имѣлъ такую силу, которую одинъ Господь дать можетъ». Мало того, Голицынъ въ одномъ изъ своихъ писемъ къ графинѣ Орловой называетъ Фотія «человѣкомъ необыкновеннымъ» и говоритъ, что бесѣды его производятъ «глубокое впечатлѣніе». Въ этомъ же письмѣ князь выражаетъ опасеніе на счетъ того, можно ли доложить государю о болѣзни Фотія, не спрося предварительно объ этомъ его самого. Опасеніе въ этомъ случаѣ со стороны Голицына не основывается на какихъ-либо простыхъ человѣческихъ соображеніяхъ, но Голицынъ полагаетъ, что «надобно такъ поступать, чтобъ не сдѣлать чего противнаго волѣ Божіей!» Письмо это, отъ 28-го іюня 1822 года, Голицынъ заключаетъ тѣмъ, что предлагаетъ Орловой помолиться за Фотія, прибавляя, что и онъ намѣренъ сдѣлать тоже, а 25-го іюля онъ проситъ устроить для него свиданіе съ Фотіемъ.
Лестные или сказать проще — льстивые отзывы Голицына передъ Орловой на счетъ Фотія продолжаются и въ послѣдующихъ письмахъ князя. Такъ, въ одномъ изъ писемъ онъ изъявляетъ сожалѣніе, что не можетъ насладиться бесѣдою «нашего Златоуста» и что онъ «хочетъ утолить жажду чистою водою, черпаемою чистою рукою и нескудно другимъ сообщающею». Въ другомъ письмѣ онъ поздравляетъ Орлову «съ пріобщеніемъ изъ рукъ любезнѣйшаго намъ и возлюбленнаго отъ Господа преподобнаго отца Фотія». Кромѣ того, онъ въ письмахъ своихъ часто изъявляетъ желаніе видѣться съ Фотіемъ и заботливо навѣдывается о его здоровьѣ.
Фотій служилъ поводомъ къ личному сближенію Голицына съ Орловой. Такъ, въ первыхъ своихъ къ ней письмахъ князь, слѣдуя общепринятой формулѣ, титулуетъ графиню милостивой государыней и сіятельствомъ, а письмо свое отъ 10-го января 1823 года онъ начинаетъ такимъ обращеніемъ: «Сестро о Господѣ!» Неудивитесь, — пишетъ вслѣдъ затѣмъ Голицынъ, — сему началу: оно съ благословенія отца Фотія. Господу было угодно устроить сношенія наши не на мірскихъ основаніяхъ». Бесѣдуя въ этихъ письмѣ о Фотіѣ съ Орловой, бывшей въ то время въ Москвѣ, Голицынъ прибавляетъ: «думаю, что вы мучитесь безъ отца Фотія, но за то, вѣроятно, переписка самая дѣятельная».
Подобныя письма Голицына, человѣка, безъ всякаго сомнѣнія, чрезвычайно умнаго и воспитаннаго въ духѣ, чуждомъ ханжества, вводитъ насъ въ область происковъ самаго темнаго свойства. Чего могъ искать Голицынъ въ сближеніи своемъ съ Фотіемъ? Невозможно предположить, чтобъ Голицынъ дѣйствительно желалъ утолить ту жажду, о которой онъ писалъ Орловой, такъ Какъ предлагаемая для этого Фотіемъ вода не могла быть Голицыну по вкусу. Если религіозное настроеніе Голицына не было искренно, то бесѣды Фотія были дня него излишни; при искренности же такого настроенія, поученія Фотія были совершенно противоположны тому духу, какимъ отличалось религіозное направленіе Голицына. Приходится думать, что Голицынъ, провидѣвшій ту силу, которую начинаетъ получать Фотій въ нѣкоторыхъ петербургскихъ кружкахъ, и въ особенности у Аракчеева, хотѣлъ склонить на свою сторону этого своеобразнаго монаха. Можно, пожалуй, выставить и другую догадку. Въ первое время сближенія Голицына съ Фотіемъ, Голицынъ собиралъ дѣятельно деньги для выкупа грековъ, находившихся въ плѣну у турокъ, при чемъ щедрая богачка Орлова-Чесменская, дочь русскаго вождя, разгромившаго нѣкогда враговъ креста, представлялась вполнѣ подходящимъ источникомъ для подобной благотворительной цѣли, которой горячо сочувствовалъ и самъ государь. Слѣдовательно, при сближеніи Голицына съ Орловой могли имѣться въ виду со стороны его, какъ искательнаго царедворца, особыя соображенія.
Въ письмахъ своихъ къ Фотію, Голицынъ также расточалъ ему лесть. Такъ, въ одномъ изъ нихъ увѣдомляя, что прочелъ писаніе Фотія о мирѣ Божіемъ, замѣчаетъ, «что писаніе сіе есть чрезвычайное, исполненное духа и помазанія Господня. Счастливъ я, — продолжаетъ Голицынъ, — что прочелъ о мирѣ Господнемъ, но какъ счастливъ тотъ, кто его вкусилъ. Надѣюсь, что молитвами вашими и мнѣ грѣшному Богъ пошлетъ оной».