Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий (репринт, старая орфография)

Получивъ въ руки упомянутое заявленіе, Чарторижскій предложилъ маіоршѣ, чтобъ она пригласила къ себѣ запиской Рыкса, а между тѣмъ братъ Игнатія Потоцкаго. Станиславъ, и Тейлоръ должны были засѣсть въ сосѣдней комнатѣ въ засадѣ и подслушать разговоръ, который будетъ происходить между Угрюмовой и Рыксомъ. Планъ этотъ былъ исполненъ, и когда Рыксъ пришелъ къ Угрюмовой, то она въ заведенномъ ею съ нимъ разговорѣ спросила его: «желаетъ-ли онъ, чтобъ она отравила Чарторижскаго?» на этотъ вопросъ Рыксъ радостно отвѣтилъ: «браво, браво!» Тогда Потоцкій и Тейлоръ вышли съ пистолетами изъ-за засады, схватили Рыкса и самовольно, безъ участія властей, арестовавъ и его и Угрюмову, отправили эту послѣднюю въ домъ маршальши княгини Любомирской, которая обходилась съ нею чрезвычайно ласково и даже подарила ей 500 дукатовъ. По сообщеніи же Потоцкаго о злоумышленіи Комажевскаго, генералъ былъ арестованъ великимъ маршаломъ Мнишкомъ въ театрѣ, гдѣ онъ сидѣлъ тогда въ королевской ложѣ. Такимъ образомъ дѣло это съ самаго начала получило громкую огласку, и вѣсть о случившемся разнеслась быстро по всей Польшѣ. Между тѣмъ Чарторижскій, основываясь на письменномъ заявленіи Угрюмовой, а также на свидѣтельскихъ показаніяхъ Станислава Потоцкаго и Вильгельма Тейлора, началъ уголовный процессъ противъ Рыкса и Комажевскаго, обвиняя ихъ въ намѣреніи отравить его. Поступая такимъ образомъ противъ первыхъ любимцевъ Станислава-Августа и самыхъ приближенныхъ къ нему лицъ, Чарторижскій, безъ всякаго сомнѣнія, имѣлъ прежде всего въ виду надѣлать не мало хлопотъ и непріятностей самому королю, замѣшанному, заявленіемъ Комажевскаго, до нѣкоторой степени въ это уголовное дѣло.

Если по тѣмъ обстоятельствамъ, которыя мы привели выше, заговоръ графа Браницкаго и князя Чарторижскаго противъ Понятовскаго долженъ былъ произвести на Екатерину непріятное впечатлѣніе, то тѣмъ болѣе долженъ былъ встревожить ее тотъ оборотъ, какой принимало настоящее дѣло послѣ новаго заявленія Угрюмовой. Теперь король Станиславъ-Августъ, покровительствуемый императрицею, являлся въ глазахъ поляковъ и даже всей Европы гнуснымъ посягателемъ на жизнь своего двоюроднаго брата, подозрѣваемаго въ тайныхъ ковахъ. Чарторижскій съ своей стороны написалъ королю рѣзкое, укорительное письмо, уѣхалъ изъ Варшавы и, даже вовсе оставивъ Польшу, отправился въ Вѣну и тамъ вступилъ въ службу римско-нѣмецкаго императора. Этимъ отъѣздомъ и объясняются сношенія русскаго двора съ вѣнскимъ относительно «подвиговъ» Чарторижскаго по «ненавистному» дѣлу Угрюмовой. Екатерина разсчитывала на то, что императоръ, оказавшій особенное благоволеніе князю Чарторижскому, можетъ сильнѣе другихъ повліять на него и отговорить его отъ возбужденія вновь процесса Угрюмовой, въ которомъ король являлся лицомъ, прикосновеннымъ къ дѣлу. Между тѣмъ враги Станислава-Августа не замедлили тотчасъ же направить противъ него это дѣло. Они объясняли, что такъ какъ прежде ходили слухи о томъ, будто Чарторижскій составляетъ заговоръ противъ короля, то теперь король съ своей стороны, чтобъ отдѣлаться отъ Чарторижскаго, задумалъ поднести ему отраву при содѣйствіи Угрюмовой. Въ одной изъ многочисленныхъ брошюръ, явившихся вскорѣ послѣ начатія дѣла Угрюмовой, король прямо былъ обвипяемъ въ намѣреніи отравить Чарторижскаго, при чемъ упомипа-лось, что онъ еще и прежде пользовался подобными злодѣйскими услугами Угрюмовой, и что ею было уже изведено посредствомъ отравы шестнадцать разныхъ лицъ, которыя и высчитывались въ брошюрѣ поимянно. Такимъ образомъ дѣло Угрюмовой приняло политическій характеръ и Екатерина могла предусматривать, что въ Рѣчи Посполитой завязывается сильная борьба между партіею короля, согласовавшагося съ видами императрицы, и партіею князя Адама Чарторижскаго, отличившагося совершенно инымъ направленіемъ. Екатерина не могла не предвидѣть, что страшное обвиненіе, поднятое Чарторижскимъ, не только противъ людей, приближенныхъ къ Станиславу-Августу, но и противъ него самого, неминуемо взволнуетъ всю Польшу, политическая жизнь которой, хотя и слишкомъ бурная, была, однако, чужда до тѣхъ поръ тайнаго изведенія личностей, опасныхъ правительству. Императрица не могла не подумать о томъ, что Чарторижскій явится теперь въ глазахъ магнатовъ и шляхты жертвою, обреченною на смерть, за образъ своихъ дѣйствій, клонившихся къ тому, чтобы разстроить замыслы русской политики въ Польшѣ и поддержать независимость Рѣчи Посполитой отъ вліянія на нее со стороны Россіи. Зная настроеніе умовъ въ Польшѣ, Екатерина могла предполагать, что Станиславъ-Августъ, вслѣдствіе процесса Угрюмовой, можетъ пошатнуться на своемъ и такъ уже не слишкомъ прочномъ престолѣ и что тогда если и не исчезнутъ, то всетаки замедлятъ созрѣть результаты долголѣтней русской политики въ Польшѣ. Дѣйствительно, когда разнеслась вѣсть о посягательствѣ короля на жизнь князя Чарторижскаго, вся Польша пришла въ бурное движеніе, и движеніе это, конечно, не было направлено въ пользу Россіи.