Въ 1866 году между крестьянами села Хрущевки, Данковскаго уѣзда, имѣнія барона Медема, распространился слухъ, что требованіе отправлять издѣльную повинность на землѣ помѣщика. находящейся за чужими рубежами, незаконно, и что на этомъ основаніи крестьяне села Клешни, Ефремовскаго уѣзда, были освобождены отъ обработки земли помѣщика. Вслѣдствіе сего они, весною того года, при дѣлежѣ земли, обсуждали: слѣдуетъ ли имъ пахать въ Сѣкиренской дачѣ, принадлежащей ихъ помѣщику барону Медему и находящейся за нѣсколькими рубежами другихъ владѣльцѣвъ. Въ это время къ нимъ подъѣхалъ ихъ волости старшина, Матвѣй Никитинъ (вскорѣ послѣ того умершій). Они предложили этотъ вопросъ на его разрѣшеніе. Онъ имъ отвѣтилъ: «съ Богомъ, нечего ѣздить туда пахать, потому что нѣтъ на это закона; только вы держитесь дружно, а то заставятъ, да можетъ вамъ самимъ будетъ плохо: выдержите, такъ ваша взяла». Тутъ они рѣшили единогласно въ пустоши не пахать, чего бы это имъ ни стоило. Настало время пахоты. Староста повѣстилъ крестьянамъ, что время отправляться въ пустошь. Мальчишки, обыкновенно справляющіе эту работу, ранѣе всѣхъ выѣхали и съ нимъ крестьянинъ упомянутаго общества, Павелъ Моисеевъ, не бывшій на сходѣ, на которомъ положено было не работать въ пустоши. Остальные крестьяне, видя, что часть барщины поѣхала, отправились также туда, но работать не стали, а принялись бранить Моисеева за то, что идетъ противъ мірскаго рѣшенія. Изъ — за этого произошла драка между Моисеевымъ и Ѳомою Іудаевымъ Самохинымъ. Узнавъ объ этомъ рѣшеніи крестьянъ барона Медема, мировой посредникъ Хонинъ собралъ сходъ и увѣщевалъ ихъ работать въ пустоши, но крестьяне отказались. Затѣмъ уже не сдавались ни на какіе уговоры мѣстныхъ властей. Между тѣмъ хрущевскіе крестьяне разузнавали о справедливости слуховъ, что незаконно работать на помѣщика за чужими рубежами, и что въ селѣ Клешнѣ на этомъ основаніи крестьяне освобождены. Такъ трое изъ нихъ: Степанъ Павловъ Морозовъ, Василій Никитинъ Борисовъ и Егоръ Корнѣевъ Тепляковъ, — были неподалеку отъ деревни Клешни и посылали туда Борисова разузнавать. Тамошніе крестьяне ему сказали, что дѣйствительно они отказались работать за чужими рубежами, и помѣщикъ имъ въ этомъ уступилъ. Это ими было передано обществу. Раза два человѣкъ по 15 изъ крестьянъ приходили въ свое волостное правленіе и просили волоснаго писаря, Ефима Петрова, прочитать Положеніе. Но, не встрѣтивши ничего въ Положеніи о рубежахъ, они не повѣрили писарю, а Степанъ Павловъ Морозовъ, бывшій въ числѣ пришедшихъ, замѣтилъ ему, что онъ держитъ руку помѣщика. Когда же Петровъ вышелъ изъ службы, то крестьяне опять приходили къ нему и изъ нихъ Степанъ Павловъ Морозовъ просилъ его сказать правду, такъ какъ уже онъ вышелъ изъ писарей. Получивъ прежній отвѣтъ, крестьяне остались недовольны и разошлись. Въ маѣ мѣсяцѣ того же года рязанскій губернаторъ потребовалъ къ себѣ двухъ крестьянъ этого общества — Ѳому Іудаева Самохина
и Кирилу Павлова Морозова для увѣщаній. Общество, не считая ихъ за себя ходатаями послало отъ себя съ ними болѣе умныхъ и вліятельныхъ крестьянъ — Спиридона Максимова Федотова, Григорія Никифорова Рыбакова и Самсона Яковлева Трифонова — для ходатайства за общество передъ губернаторомъ. По возвращеніи ихъ, былъ собранъ сходъ, гдѣ прочитанъ былъ приказъ губернатора работать. Это же подтвердили лично и ходившіе къ нему крестьяне, но сходъ не повѣрилъ имъ, считая, что ихъ обманываютъ. Никакія увѣщеванія со стороны мѣстныхъ властей не дѣйствовали на общество. Между тѣмъ рязанское губернское по крестьянскимъ дѣламъ присутствіе сдѣлало распоряженіе: накопившіеся за крестьянами прогульные дни перевести въ денежную недоимку. Крестьяне и ее отказались платить. 13‑го іюля того же года мировой посредникъ, Данковскаго уѣзда 1‑го участка, назначилъ за эту недоимку продажу крестьянскаго скота. Того же числа приставомъ того же уѣзда 1‑го стана приказано было, черезъ сельскаго старосту, крестьянамъ на другой день скотину оставить по дворамъ для описи. 14‑го іюля, утромъ, онъ прибылъ въ сельцо Хрущевку, собралъ сходъ и сталъ спрашивать — у кого сколько скотины. На это крестьяне отвѣчали съ грубостью, что скотины они на дадутъ и что она вся въ полѣ. Приставъ сдѣлалъ опись скотины въ полѣ. Послѣ обѣда пріѣхалъ въ сельцо Хрущевку исправникъ и мировой посредникъ для отобранія скотины. Были собраны понятые. Но когда исправникъ, мировой посредникъ и приставъ съ понятыми стали выѣзжать изъ села въ поле къ скотинѣ, то были встрѣчены толпою Хрущевскихъ крестьянъ. У нѣкоторыхъ изъ нихъ были въ рукахъ палки и колья, которыми они махали, желая остановить понятыхъ. Понятые остановились. Изъ толпы собравшихся крестьянъ слышались крики: «разбой! караулъ! Мамаево побоище», матерныя ругательства понятымъ и слова: кто дотронется до скотины, того положатъ на мѣстѣ. Приставъ, замѣтивъ, какъ болѣе другихъ шумѣвшаго, одного изъ крестьянъ, Григорія Рыбакова, указалъ на него и сказаль: «вотъ этотъ рыжій — всегда впереди». Рыбаковъ отвѣчалъ: «авось и ты такой же рыжій, какъ и я». За это его приказано было взять въ волостное правленіе. Но только — что волостной старшина хотѣлъ исполнить это, какъ на него бросились крестьяне и вырвали Рыбакова. Послѣ этого понятые, по приказанію исправника, снова было тронулись къ скотинѣ, но снова были остановлены крестьянами, которые махали на нихъ палками и, грозя имъ, загородили дорогу. Вслѣдствіе такого упорства крестьянъ сельца Хрущевки, взять скотину не было возможности. Въ концѣ іюля, рязанскій губернаторъ снова потребовалъ къ себѣ, бывшихъ у него, 5 человѣкъ крестьянъ. Исправникъ первоначально вызывалъ ихъ чрезъ своего разсыльнаго и мѣстнаго волостнаго старшину, но весь міръ крестьянъ барона Медема положительно отказался ихъ отпустить. 1‑го августа исправникъ съ приставомъ 1‑го стана отправился самъ за ними, взявъ 200 человѣкъ понятыхъ изъ окружныхъ селъ. Былъ собранъ полный сходъ. Понятымъ приказано было окружить его для того, чтобы онъ, не выслушавъ увѣщеваній и приказаній губернатора, не разошелся. Какъ только это было исполнено, то весь сходъ сталъ на колѣни и началъ просить понятыхъ заступиться за нихъ, объявляя, что отъ нихъ требуютъ незаконнаго. Между тѣмъ исправникъ, замѣтивъ одного крестьянина, Степана Павлова Морозова, какъ болѣе другихъ заявлявшаго о незаконности требованій со стороны правительства, приказалъ взять его подъ арестъ. Старшина и нѣкоторые изъ понятыхъ было взялись за него, но крестьяне, вскочивши съ колѣнъ, тотчасъ же отняли его, и онъ скрылся. Такимъ образомъ требуемыхъ крестьянъ къ губернатору сходъ не выдалъ. 23‑го августа были командированы для усмиренія упомянутаго общества крестьянъ: членъ рязанскаго губернскаго по крестьянскимъ дѣламъ присутствія Бернардъ, совѣтникъ рязанскаго губернскаго правленія Голубовъ и рязанскій жандармскій штабъ — офицеръ Гусевъ. По увѣщеванія этихъ лицъ ее имѣли успѣха: крестьяне остались при своемъ рѣшеніи. Наконецъ вытребовано было войско. Передъ входомъ его въ сельцо Хрущевку, еще разъ было предложено крестьянамъ, чрезъ старшину, покориться и исполнить требованія правительства, но и тутъ крестьяне всѣмъ міромъ отвѣчали, что пусть съ ними дѣлаютъ что хотятъ, а они не измѣнятъ своего рѣшенія. Пріѣхалъ рязанскій губернаторъ, и войско вошло въ сельцо. Несмотря на увѣщеванія и со стороны губернатора, крестьяне не согласились исполнить его требованій, говоря, что онъ требуетъ отъ нихъ незаконнаго. Тогда приступлено было къ экзекуціи. Высѣкли немногихъ крестьянъ. Но когда со стороны этихъ было дано согласіе исполнить все, что отъ нихъ требуютъ, то и весь міръ сталъ просить прощенія и обѣщалъ болѣе не упорствовать. Этимъ безпорядки въ сельцѣ Хрущевкѣ и кончились.