Замерший кадр (ЛП)

— Оставь это, Грейнджер, — он остановился и испустил долгий, раздраженный вздох. — Я не хочу вести с тобой этот разговор. Я прекрасно понял этот ебаный намек.

Гермиона фыркнула, жалея, что вообще нагнала его. Он был более интересен, когда не злился на нее. Скрестив руки на груди, она процедила сквозь зубы:

— Просто скажи мне одну вещь.

Наконец Малфой взглянул в ее сторону, и она заметила, как на его лице промелькнула тень неуверенности, прежде чем выражение его лица снова стало жестким.

— Ну и что же?

— А когда ты это понял? — ее голос снизился до шепота, и его глаза смягчились, когда он посмотрел на нее.

Когда он долго не отвечал, а они вдвоем стояли посреди коридора, она начала сомневаться, действительно ли он ответит.

Наконец Малфой вздохнул и провел рукой по волосам.

— Я видел ту вторую фотографию, захотел взять альбом. Затем я начал собирать информацию по кусочкам; прочитал третью книгу, присланную моей матерью, ту, которую я не дал тебе изначально, но все встало на свои места, когда я вернулся домой за неделю до начала триместра и нашел то старое заклинание.

Выражение его лица дрогнуло, когда она уставилась на него, потеряв дар речи.

— Достаточно много времени прошло, чтобы я уже смирился с этим к тому моменту, как мы с тобой это обсудили.

Последние слова тихо звучали в ее мозгу, когда она проигрывала их снова, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Значит, ты… — потеряв ход своих мыслей, она покачала головой, отчаяние поползло вверх по ее спине. — Понятно…

— Я ничего не сделал, Грейнджер, — пробормотал он, — кроме того, что просто отпустил эту мысль.

Что-то вроде страха, отрицания пронзило ее при этих словах, и она покачала головой.

— Я же сказала тебе, что еще ничего не решила.

— И я облегчаю тебе задачу, — решительность в его тоне буквально сняла блокировку в ее мозгу, и она вздрогнула.

— Малфой, — выдохнула она, борясь с влагой, скопившейся в уголках ее глаз. — Ты… что, теперь уходишь? Ты сказал, что это было мое решение.

— И как я уже сказал, — выдохнул он, придвигаясь на волосок ближе, — твое решение, или же отсутствие такового, было вполне ясным. Тебе не нужно облекать это в слова, Грейнджер. И я буду честен — я ожидал, что все так и будет. Мы оба просто притворимся, что ничего не случилось и продолжим жить своей жизнью. А теперь… пожалуйста, Грейнджер… — по его лицу пробежала гримаса, в которой мелькнуло что-то более глубокое. — Прекрати, черт возьми, все время пялиться на меня.

Сердце бешено колотилось в груди, во рту невероятно пересохло, она могла только смотреть на него, когда он развернулся и пошел прочь.

*

Какое-то время Гермиона размышляла о том, что она действительно могла бы продолжать жить так, как жила до того, как узнала правду о своей связи с Малфоем.

Он фактически игнорировал ее существование, и если его и беспокоила такая ситуация, то он не показывал этого в ее присутствии. И она смогла привыкнуть к рутинным занятиям, школьным заданиям и подготовке к Тритонам.

Гермиона снова начала чувствовать себя самой собой, несмотря на все, что ей пришлось пережить за последний год. В течение нескольких недель она чувствовала, что все будет хорошо, впервые за долгое время.

А потом начались сны.

Поначалу они были безобидны, и она едва ли заметила это изменение, поскольку частота кошмаров начала уменьшаться. Иногда там появлялся Малфой, но просто присутствовал и ничего больше.

Но через несколько недель его присутствие стало более частым, как будто ее разум выталкивал его на передний план из подсознания — как будто открылся шлюз.

Кошмары практически исчезли, но сны, в которых фигурировал Малфой, были почти тревожными. Иногда он насмехался над ней с другого конца комнаты, а иногда улыбался ей, и эта медленная кривая усмешка растягивалась на его лице, а серые глаза искрились теплом и озорством.

Они разговаривали и смеялись вместе, и версия Малфоя, спрятанная в ее снах, как будто давала ей надежду. Может быть, в нем была какая-то сторона, с которой она все-таки сможет поладить.

Но в классе, в часы ее бодрствования, он предлагал ей только холодность.

Ее охватило отчаяние от огромного несоответствия между ее снами и реальностью, и Гермиона поймала себя на том, что ей хочется, чтобы он поговорил с ней так же, как летом. Она постоянно вспоминала то время, когда они обедали в Хогсмиде, как они подначивали друг друга за их пристрастия в еде, несмотря на то, что это было весьма скудное воспоминание, чтобы цепляться за него.

Если бы у них была такая возможность, в конце концов…

Ей нужно было это знать.

Ночь за ночью ее сны становились беспокойными, и она могла чувствовать это без всякого контекста, что беспокойство было в самой ее душе. Малфой в ее снах стал всем, чего она хотела.

Но Малфой, который существовал в реальности, был совершенно другим.

*

Когда сентябрь сменился октябрем, теплота позднего лета рассеялась, оставив после себя прохладный осенний ветерок. Подстегиваемая волнениями в своей душе, Гермиона обнаружила, что бродит по окрестностям, наблюдая за угасанием солнца над озером, блестящую россыпь оранжевых и золотых бликов.