Замерзшие сердца

Не отпуская меня, Тайлер разворачивается, открывает пассажирскую дверь и помогает мне сесть. Пристегнув ремень безопасности, он нежно целует меня в щеку, в то время как по ним начинают катиться крупные горячие слезы. Он вытирает их большим пальцем, но все бесполезно. Тогда я решаюсь помочь: тянусь к горловине толстовки и натягиваю ее на лицо, чтобы вытереть влагу. Надеюсь, слезы прекратятся как можно скорее. Откуда они вообще взялись? Я думала, их там давно не осталось.

Почему самую сильную из известных мне женщин уничтожает такая, казалось бы, банальная вещь, как болезнь? Бактериальная пневмония. Заболевание, от которого она должна была оправиться. И оправилась, но только на несколько недель. А теперь я даже не знаю, сможет ли она вообще победить эту напасть.

Меня сейчас вырвет.

– Я хочу лечь в кровать. Может, поедем?

Сегодня его карие глаза выглядят темнее: они будто поменялись от привычного цвета лесного ореха до темного шоколада.

Прежде чем ответить, Тайлер прижимается губами к щеке, а потом – к уголку рта.

– Конечно, детка. Поехали домой.

Глава 25

Тайлер

Светлые волосы, выбившиеся из беспорядочного хвоста Грейси, задевают мой подбородок всякий раз, когда высокий белый вентилятор совершает очередной оборот. Я наблюдаю, как равномерно поднимается и опускается ее грудь, пока она отдыхает рядом со мной, уткнувшись головой в то место, где встречаются шея и плечо. Наши голые ноги переплетаются, превращаясь в узел. Рука Грейси устраивается у меня на груди, а потом она засыпает, настолько измотанная этой неделей, что даже не пытается сопротивляться. Сейчас Грейси дышит гораздо спокойнее, уже не так отрывисто и резко. Чему я очень рад. Уже начал думать, что мне придется отвезти ее обратно в больницу ради ее же блага.

На экране идет фильм, о котором мы давно уже позабыли. Да к тому же нам все равно ничего не слышно из-за громкого жужжания вентилятора. Я уже около часа не отрываю глаз от Грейси. Веки ее припухли и отекли, курносый нос напоминает нос Рудольфа, а пальцы ослабили крепкую хватку на моем бицепсе лишь тогда, когда я уложил ее в постель. Она выглядит как прекрасная катастрофа. И по какой-то немыслимой причине эта катастрофа принадлежит мне.

Мне очень тревожно за Грейси. Энн больна. И не в самом хорошем смысле этого слова, если такое вообще существует. Она болеет серьезно, тяжело. И я знаю, что Оукли больше никуда не уедет, а продолжит настаивать, чтобы Грейси оставалась дома. Грейси, в свою очередь, велит ему засунуть свои просьбы в задницу. Впрочем, Оукли тоже это известно, поэтому она продолжит ездить в больницу, а я буду каждый день ее возить, чтобы не переживать.

Энн для них – целая жизнь. И так было всегда. Они любят ее с неистовой, непостижимой для меня силой, чего никогда не мог понять. Да и разве мог? Я был ребенком, которого слишком рано наделили самостоятельностью, потому что никому не было до меня дела.

Только когда в пятый раз меня пригласили на один из феноменальных домашних обедов Энн, я начал ощущать теплоту их приветствий, заботу, скрытую за каждым хмурым взглядом, и счастье, которое она испытывала, занимаясь детьми, словно это было ее единственной целью в жизни. Черт, мне до сих пор это трудно понять. Хотя я, скорее, восхищаюсь ими, чем смущаюсь или пугаюсь, и, наверное, по этой причине мне кажется, что Грейси выдержит все испытания.

Их сильная беззаветная любовь простирается далеко за пределы жестокого, эгоистичного мира. Она так глубоко укоренилась в их семье, въелась в них нежными словами и теплыми объятиями, домашним куриным супом с лапшой в морозные дни и телефонными звонками два раза в неделю. Такая любовь, как у них, не умирает вместе с человеком. Она остается навсегда, живет вместе с ветром и щебечет вместе с птицами.

Протяжный, прерывистый вздох щекочет мне грудь. Грейси крепче прижимается, хватаясь за бицепс с такой силой, что кожа под ее пальцами белеет. Я вскидываю бровь и с нарастающей улыбкой наблюдаю за тем, как она притягивает меня, превращая в личную подушку.

Видел бы сейчас меня Брейден. Он бы рассмеялся мне в лицо и назвал слабаком за то, что я поддался урагану по имени Грейси Хаттон и влюбился в нее. Я бы не хотел с ним соглашаться: ненавижу, когда люди видят мои слабые места. Но тем не менее он был бы прав, а ложь я ненавижу еще больше.

До сих пор не понимаю, как можно так сильно любить человека, что при одном только взгляде на него желудок начинает подпрыгивать, устраивая драку и нанося жестокие удары по остальным органам. Ради Грейси я готов на все, даже запереть себя в стеклянном боксе вместе с анакондой, если это заставит ее хоть чуть-чуть улыбнуться. И вот это обстоятельство как раз и пугает меня до смерти.

– О чем думаешь?

Тяжело сглотнув, опускаю взгляд на полубессознательную Грейси, чьи ресницы подрагивают в попытке удержать глаза открытыми.

Она испускает писклявый зевок.

– Спи, Грей, – бормочу я, поглаживая ее по спине.

Но Грейси качает головой и лениво запрокидывает на меня ногу.

– Расскажи мне свои мысли. О чем они?