Однако есть и другие рисунки, помещенные более чем в десяти сборниках, которые значительно интереснее с точки зрения психологии. Многие авторы отмечали, что они очень напоминают полотна Иеронима Босха и Брейгеля, с крошечными персонажами в смешных ситуациях, со странными атрибутами. Его рисунки всегда скомпонованы так, что их можно как бы читать сверху вниз. Они представляют собой, если можно так выразиться, неподвижную анимацию. Лора Гарсен (которая сделала из них покадровый анимационный фильм) называет его «революционером искусства движения». «Нет ничего реального, есть лишь символическое. Можно рассматривать его искусство, похожее на сны, не только как простой перенос ночного сна на бумагу, с его смещениями, сгущениями и прочим, а, скорее, как результат «активного направленного воображения» (метод психологического исследования и вмешательства, созданный Р. Дезолем, суть которого заключается в том, что психотерапевт помогает разворачиванию сценария псевдосна у клиента, остающегося в состоянии бодрствования).
В этом мире сновидений все постоянно меняется. «Преобразования, видения, воплощения, метаморфозы, литоморфозы, метемпсихозы, апофеозы и другие вещи» — такой подзаголовок дал Гранвиль «Иному миру» (1844).
«Ничто не является тем, что оно есть, все может стать чем угодно. Меняется не ситуация, а он сам, и, изменяя себя, он сам становится одним из ключей к мирозданию» (Л. Гарсен). Естественно, что сюрреалисты считали его своим.
Бодлер, который видел в нем «болезненный литературный дух», говорил, что «этот сверхъестественно смелый человек провел всю жизнь, переделывая мироздание. Он взял его в свои руки, скрутил его, устроил снова, объяснил, прокомментировал, и природа превратилась в апокалипсис». Еще он говорил, что работы Гранвиля вызывают у него некую дурноту, «пугают его».
Рисунки более красноречивы, чем слова. Некоторые темы и символы повторяются с завидным постоянством: крылатый конь, змея, ежевика и терновник и особенно смерть и ее атрибуты: скелеты, плакучая ива, безмятежные маски, сорванные с изможденных лиц и прочее. Серия литографий, посвященных смерти, появившаяся в 1830 году (ему было всего 27 лет!), озаглавлена так: «Путешествие в вечность. Большой парад сверхбыстрых омнибусов, отправление в любое время и в любую точку мира». Возникает вопрос: что скрывалось за этими неотступными мыслями о смерти? Может быть, тот умерший младенец, который запрещал ему быть собой, от судьбы которого он пытался избавиться, обретая себя через искусство?
Л. Гарсен отмечает, что он со странным упорством хочет обозначить дату собственной смерти в некоторых рисунках или в разговорах: «Поверьте мне, я это знаю, я скоро уйду изучать звезды», — пишет он в год своей смерти. За двенадцать дней до смерти (которую никто не мог предугадать, так как это случилось очень быстро) он пишет своему издателю: «Я могу вам посвятить еще несколько дней… Прощайте». В «Живых цветах» (1847) есть рисунок под названием «Возвращение цветов». В нижней части композиции на ковре написано «1847» (год его смерти) и инициалы самого Гранвиля и его друга Таксиля Делорда (умершего в 1877 году). На ковре лежат садовые ножницы с одной сломанной и приделанной обратно ручкой и грабли — инструменты, разрушающие жизнь, по мнению Л. Гарсен.
Наиболее яркий рисунок, имеющий непосредственное отношение к теме нашего исследования, носит название «Счастье создается снами». Он был сделан, чтобы проиллюстрировать сказку P.-Ж. Сталя (псевдоним его издателя Гетцеля) «Седьмое небо». На этой гравюре мы видим человека, сидящего на краю обрыва. Он закинул ногу на ногу и сцепил руки на коленях. Его одежда напоминает костюм мушкетера — широкий плащ, мягкий сапог. На голове у него соломенная шляпа с очень широкими полями, которые полностью прячут голову и лицо. Кажется, что у него совсем нет сил. Он смотрит на то, что находится внизу, прямо у его ног: маленькое сооружение, напоминающее дольмен, на верхнем камне которого установлено что-то наподобие грубо вытесанного креста. Возле этой «могилы» стоит небольшое, но крепкое деревце с густой кроной. За спиной человека — плакучая ива, дерево мертвых. На переднем плане берег реки, у самой воды, почти напротив первого дерева, мы видим совсем высохшее деревцо. В каждом углу странные изображения, которые, возможно, несут в себе какой-то символический смысл. Под рисунком подпись: «Он грезит здесь и днем, и ночью». О чем? Может быть, о том умершем брате, символически изображенном в виде дольмена-могилы, увенчанной крестом, который запрещает ему быть самим собой, то есть иметь голову, лицо, определяющее индивидуальность, личность с ее уникальным и незаменимым характером. Маленький мертвец до сих пор жив в своей могиле — ведь за ней стоит полное жизни дерево. А впереди, у воды (этот мотив часто появляется у Гранвиля, и Л. Гарсен считает, что вода символизирует мать), — сухое дерево. Может быть, оно символизирует ребенка, которого создала мать, чтобы заместить умершего, и который впоследствии стал Ж.-Ж. Гранвилем?