Когда его спрашивали о смысле названия, которое он дал фильму, он отвечал, что для него этот фильм стал вторым рождением. В христианстве называют крещеным того ребенка, который после своего биологического рождения, окрестившись, родился вторично в духовном смысле.
Автор фильма говорит, что он идентифицирует себя с этим вторым Реми (прозрачный псевдоним Рене), ставшим для матери реинкарнацией первого, того, что вновь спустился с небес, Реми/Рене, которому мать делала кудри, чтобы он походил на того, чье фото торжественно стояло на пианино. Он, «замещающий ребенок», который должен был все детство играть роль другого, естественным образом выбрал карьеру актера (в нашем случае режиссера). Стоя на сцене перед утирающей слезы матерью, он декламирует стихотворение собственного сочинения, которое заслуживает того, чтобы его привести здесь:
Режиссер говорил журналистам: «Для меня "Крещение" — это способ создать мою жизнь заново и в то же время попытаться покончить с этой проблемой, и хотя я и не до конца разобрался со всем этим, все же с помощью фильма я избежал психоанализа».
Иногда бывает так, что замещающим становится нежеланный ребенок, и легко догадаться, что родители будут испытывать смешанные чувства — негативные (отрицание) и позитивные — в своем невольном желании уподобить нового ребенка умершему.
Такая ситуация описана в автобиографичном романе Мари Кардиналь «Слова, которые исцеляют». Ее отец, болевший туберкуле зом, женился на женщине, вышедшей из классической буржуазной среды, с крайне ригидными социальными, моральными и религиозными принципами. Первая их дочь, Одетта, умерла через 11 месяцев после рождения. Через два или три года после ее смерти родился мальчик, и через пять лет после него (то есть через семь лет после смерти первой сестры) — вторая девочка — автор. Поскольку родители в это время находились на грани развода, это стало большим унижением для матери. Новорожденную назвали Симона (имя ее крестной) — Одетта (имя первой девочки) — Мария-Тереза. Автор отмечает, что обычно ее звали Муся, уменьшительное от Мари.
Мари Кардиналь много пишет о своей безутешной матери, которая замкнулась в своем горе.
«Мне часто случалось слышать, как она всхлипывает в своей комнате. Через дверь доносился слабый шелест скомканных бумажных салфеток вперемежку с тихими рыданиями, а иногда слабый стон: «О Господи Боже мой, Господи Боже мой!». Я знала, что она раскладывает на своей кровати реликвии, напоминающие о моей умершей сестре: туфельки, пряди волос, детскую одежду.
На кладбище — большая гладкая мраморная плита, лишь с именем вверху слева и двумя датами: рождения и смерти (между ними было одиннадцать месяцев жизни), она становилась на колени, клала руку на камень, как будто лаская его, и плакала. Она разговаривала с ней <…>».
Сначала она часто ходила на кладбище. Шестнадцатью или семнадцатью годами позже у нее уже не было потребности приходить так часто, «потому что постепенно умерший младенец вновь родился в ней и поселился там навсегда. Она будет носить его в своем чреве до самой смерти».