Замещающий ребенок

"Я уверена, — сказала она, — что, когда я родилась, мои родители горевали, а не радовались… У меня всегда было чувство, что внутри меня мертвый плод, я хочу избавиться от него, но не могу".

Я сказал, что мертвый плод внутри нее не позволяет ей чувствовать себя живой. Она начала тихонько плакать. Она сказала, что ее рождение было трагической случайностью, потому что она родилась не того пола. "Если бы только я умерла вместе с Майклом! — кричала она. — Он был такой прекрасный, такой чудесный!" Она вспомнила, как родители восхищались соседским ребенком по имени Майкл.

Я заметил, что, может быть, маленький брат был таким прекрасным и чудесным именно потому, что он умер. "Скажите это моим родителям!" — ответила она тоном, полным горечи и презрения. Я возразил: "Я говорю это вам". После паузы она продолжила: "Я знаю, что я виновата. Если бы я только знала, как все это исправить… но это невозможно исправить… по крайней мере, пока я не перестану существовать. Другого выхода нет". (Лично я думаю, что это кажется невыполнимой задачей именно потому, что ее вины здесь нет.)

Строго говоря, Мишель не является замещающим ребенком. Тем не менее, структура ее личности во многих отношениях напоминает структуру личности Джилл: как и у Джилл, она кристаллизуется вокруг слабой идентичности и отсутствия чувства собственного достоинства. В случае Мишель, как и у Джилл, состязание между умершими и живыми братьями и сестрами, так же как и путаница, которая возникала в результате, сыграли важную роль в их развитии и в их отношениях с другими людьми».

Анна, или Амбивалентная мать

В 1989 году X. Урбан опубликовал статью «Замещающий ребенок», в которой подробно описал процесс психоаналитического лечения такого ребенка.

Мать привела девятилетнюю Анну на консультацию, потому что та постоянно липла к ней, не хотела спать одна в своей кровати, отказывалась отходить от нее в течение первой консультации. В школе у нее не было ни друзей, ни приятелей. На консультации мать выглядела беспокойной, если не подавленной, ведь через несколько дней должен был быть день рождения ее первой дочери, родившейся мертвой. Ее тоже должны были назвать Анной. Сейчас ей было бы 15 лет, она ходила бы в лицей, у нее были бы друзья, и она не была бы такой непонятной, как Анна. Каждое лето, в день ее рождения, мать испытывала сильное беспокойство.

На первой консультации Анна выглядела очень неспокойной и в то же время стеснительной и трусливой, иногда она хотела казаться очень умной и употребляла «взрослые» слова. Она говорила быстро, внезапно останавливалась, перескакивала с одной мысли на другую. Малейший шум за пределами кабинета ее пугал. В такие моменты она вскакивала и смотрела в окно. У нее также были множественные тики.

Отец Анны — добрый, немного чудаковатый великан, который все время жалуется на усталость, требует тишины в доме и не отходит от телевизора.

Бабушка со стороны отца умерла вскоре после свадьбы родителей, а спустя несколько недель оказалось, что мать беременна. Она вспоминает: «Это был очень живой ребенок. Может быть, моя радость была слишком сильной, ребенок умер при рождении». Врачи запретили ей смотреть на ребенка, его похоронил муж вместе с кюре. Затем она родила мальчика, а ее собственная мать умерла на следующий день. Через два года сбылась ее мечта о девочке: новая Анна родилась путем кесарева сечения. Вся беременность сопровождалась рвотой. Матери было около сорока лет.

Анна родилась через пятнадцать дней после назначенного срока. Мать называла ее лентяйкой, потому что та не хотела брать грудь. Трудности питания и нарушения речи привели к тому, что в течение первых трех лет жизни Анна четырежды лежала в больнице, последний раз — на операции по поводу косоглазия.

В пять с половиной лет в школе ей дали направление в педпсихиатрическую консультацию, но мать отказалась ее туда вести, опасаясь сплетен среди соседей.

Анна делает необычные и страшные рисунки. Она упорно избегает чужих взглядов, а на ее рисунках глаза или отсутствуют, или плохо прорисованы. У нее есть фотоальбом, на первой странице которого нет самой первой фотографии, только рамка, нарисованная Анной.

С тех пор как началась психотерапия, Анна, которая вне школы безостановочно рисовала, отказывалась это делать на сеансах, занимая себя игрой на барабане, распеванием непонятных слов на выдуманные мелодии. На ее рисунках были пытки, тюрьмы, а вскоре появились и сексуальные темы. Иногда она переставала стучать и спрашивала: «Ты считаешь меня нервной? Ты считаешь, моя мать правда думает, что я талантливая? Я не слишком маленькая, не слишком толстая, не слишком слабая для своего возраста?» Однажды она спросила: «Все, что я рисую, связано с моим прошлым?» Спустя несколько недель она назвала свой рисунок «Счастливая мать с новорожденным». Тем не менее, Урбан отмечает, что ни мать, ни ребенок не выглядели счастливо.

Через пятнадцать месяцев терапии у нее больше не было тиков, но она начала мастурбировать.