В течение его первой госпитализации, которая будет длиться шесть месяцев, Макс утвердится в мысли, что он находится в контакте со сверхъестественным и способен быть «медиумом», имеющим необыкновенную власть: в кино он останавливает фильм, когда ему заблагорассудится, он может передавать тепло или холод товарищу. Стоя перед зеркалом, он раздваивается, задавая вопросы мужским голосом и отвечая женским. У него есть брат близнец в Южной Америке, которого зовут Аламо. Именно к нему Макс обращается, когда поет. Через шесть месяцев он выписывается с улучшением, но снова попадает в больницу через год. Взаимопонимание с матерью утрачено: она подавляет его и препятствует его вхождению в роль женщины. Он убегает из дому, стремясь к независимости. На этот раз во всех сотрудниках больницы он видит врагов и преследователей. Пока Макс находится в больнице, умирает его отец. Макс возвращается к матери. Через шесть лет умирает и она, но Макс не особо горюет. Он находит приют у пожилого родственника и начинает новую жизнь в окружении собачки, кузин, крестной матери и дяди.
Тем не менее, через восемь лет потребовалась третья госпитализация: он утверждает что «был беременным три дня», с «приливами молока», что он очень устает; потом он будет рассказывать о своих менструациях. Он говорит о себе только в женском роде. При этом он скажет: «Тень моей сестрички всегда вызывала горечь и в то же время возбуждала, потому что она живет во мне <…>. Я сын моей сестры и брат моей сестры».
Куве считает, что чисто транссексуальный бред в конечном итоге появляется как вторичный по отношению к шизофреническому параноидному бреду, который наблюдался у Макса в течение его госпитализаций. «Любая психотерапия, направленная на то, чтобы больной принял свой анатомический пол, рискует лишить его защиты от шизофренического раздвоения <…>. Транссексуализм для него — это настоящая «ограда», позволяющая, насколько возможно, существовать его отличию от умершего ребенка, а значит, и ему самому.
Через два года после выписки он жил один со своей маленькой собачкой и говорил, что «он не живой, не мертвый, не мужчина и не женщина, а может быть, и то и другое».
Мы хотим обратить внимание на то, как статус замещающего ребенка связан с появлением транссексуального бреда и развитием шизофрении.
Не все замещающие дети противоположного с замещенным ребенком пола обязательно становятся транссексуалами. Можно предположить, что роль, навязанная Максу, дабы заместить умершую сестру, сказалась на формировании его транссексуальности или, как минимум, наборе симптомов его шизофренических приступов. Тем не менее, Камилла Клодель, например, которая должна была заместить брата, или Райнер Мария Рильке — сестру, не стали транссексуалами. Представляется интересным провести исследование среди транссексуалов, чтобы узнать, будет ли количество замещающих детей среди них выше, чем в контрольной группе.
Луиза, 38 лет, была на консультации после попытки самоубийства в результате «нарциссического обесценивания мужем». Первая попытка самоубийства была у нее четыре года назад.
Она была старшей из четырех детей; перед ней родилась сестра, которая прожила только три дня. Разговаривая по душам с матерью, Луиза поняла, что она замещающий ребенок. Отец ее не любил: «Когда я обняла его на смертном ложе, он был как всегда… холодным».
У нее самой было три беременности. Сейчас у нее есть дочь 13 лет и сын 10 лет. Этот мальчик (Эрик) родился через год после «потери» ребенка женского пола на седьмом месяце беременности.
После рождения дочери (но еще до «потери») у нее стали одновременно появляться страх и влечение к смерти, вместе с приступами тревоги и страха перед деревьями. Ее мать, также подверженная приступам тревоги, постоянно рассказывала ей о своем первом умершем ребенке, а Луиза помогала ей справиться с горем.
Луиза говорит, что бесполезно что-либо начинать, потому что все мы обречены на смерть. Ее попытка самоубийства — это всего лишь «предвосхищение неизбежного». «У меня иногда бывает чувство, что часть моего мозга блокирована… мертва. Только другая часть делает меня живой». Куве отмечал, что «вместе с потерей ребенка Луиза пережила повторение своей собственной истории. Ее дочь, о которой она много говорила, была обречена помогать ей проживать горе, как когда-то она сама помогала своей матери».
На четвертой, последней консультации «Луиза поделилась открытием, что ее навязчивая тяга к смерти связана с тем, что она в детстве жила так, как будто бы могла быть умершей сестрой». Она утверждает: «Если бы не было сестры, мать любила бы меня больше <…>. Она бы любила меня только как меня <…>. Я была бы более свободной <…>. Моя мать много говорила о ней, и я вспоминаю, что хотела быть на нее похожей <…>. Я этого не могла, и она меня пугала».