Заметки из хижины «Великое в малом»

Стиль и Аддисон писали на заре английского Просвещения. «Элементы просветительского реализма еще не вполне высвобождаются у них из-под влияния классицизма с его тенденцией к обобщению». Иногда даются «персонификации отвлеченных моральных качеств и привычек», рисуются «обобщенные портреты человека вспыльчивого, рассеянного», исключение представляют более индивидуализированные характеристики «чудаков», оригиналов типа Исаака Бикерстафа или сэра Роджера де Коверли[163]. Причем эта индивидуализация достигается в «Зрителе» постепенным накоплением дополнительных характеристик и черт в разных номерах[164]; Цзи Юнь как бы накапливает характеристики персонажей из рассказа в рассказ, дорисовывая все новыми и новыми штрихами образ начетчика, шарлатана и т. п.

В отличие от Лабрюйера, изображавшего в своих «Характерах» только пороки человечества, Стиль и Аддисон были оптимистами, верившими во врожденную доброту человека и его способность к нравственному совершенствованию. Поэтому их очерки характеров изображали и пороки и добродетели, давая некие «образцы», которым следовало подражать либо которых следовало избегать. Так, в № 449 «Зрителя» помещен рассказ о Фиделии, которая отдала свою молодость уходу за больным отцом; в № 164 приведена история Констанции и Теодосиуса, иллюстрирующая необходимость довольствоваться своей участью. Вместе с тем в № 491 «Зрителя» опубликован рассказ о Ринзольте, понесшем заслуженную кару за то, что он обесчестил молодую женщину и убил ее мужа; в № 198 — рассказ о молодой жене, обманывавшей старого мужа, который всецело ей доверял; в № 11 — знаменитый рассказ «Инкл и Ярико» — о неблагодарности и подлости моряка Томаса Инкла, продавшего в рабство спасшую его от гибели и ставшую его возлюбленной индианку Ярико. Точно так же относится к «человеческой природе» и Цзи Юнь: большинство персонажей в его дидактических рассказах служит именно такого рода «образцами» для подражания или своеобразными «предостережениями», показывающими, как опасен путь порока.

Публиковавшиеся в журналах Стиля и Аддисона письма (вымышленных и действительных читателей), так же как участие в разговорах членов клуба «Зрителя» и семейства Лизард, давали издателям этих журналов возможность приводить различные мнения по определенным поводам или на определенную тему, различные примеры, иллюстрирующие то или иное положение нравственного или философского порядка. Той же цели служат концовки рассказов Цзи Юня, где он сталкивает несколько мнений об изложенном событии или о дидактическом смысле рассказа.

Большое место в английских просветительских журналах отводилось вопросам «разумно организованного быта» в английском обществе XVIII в. (организация досуга, борьба с азартными играми, щегольством, флиртом, гаданиями, бездельем и т. п.). «Просветительская этика приобретает в журналах Стиля и Аддисона буднично-практичный, прикладной характер. Мелочи обыденного быта, рассматриваемые с точки зрения своей разумности и сообразности с достоинством человеческой природы, оказываются важными и заслуживающими обсуждения»[165]. Стиля и Аддисона живо интересует семья как основная ячейка общества, и тема отношений в семье освещается ими не только в дидактических очерках, но и в нравоучительных историях, и в письмах «читателей».

На месте злободневных бытовых тем (маскарады, дуэли, прически, одежда и т. п.), на месте совмещения бытовизма с нравоучением у Цзи Юня оказываются черты человеческого поведения, различные проявления человеческой природы.

Стиль и Аддисон изображают людей из разных социальных подгрупп, в разных сферах поведения, но их при этом интересуют только моральные проблемы, только вопросы этики в чистом виде; Цзи Юнь иногда выводит в качестве своих персонажей чиновников, правителей областей и провинций, но и в чиновнике, и в правителе области, и в ученом, и в служанке его интересует одно и то же — соблюдение ими этических норм поведения: человек должен вести себя так, как предписано в данной социальной ситуации. Когда в рассказе Цзи Юня фигурирует недобросовестный чиновник или непочтительный сын, то и в том и в другом случае речь идет о человеке, ведущем себя «неправильно». В общем можно считать, что различные социальные функции или социальные положения героев Цзи Юня соответствуют функции пространственно-временной разбросанности сюжетов (см. стр. 112-115) и показывают закон[166], как инвариантный относительно «социального пространства» (наказание за неправильное поведение ждет и нерадивого чиновника, и непочтительного сына). Разница между сюжетами здесь большая, чем в тех случаях, на примере которых было показано значение пространственно-временной соотнесенности. Собственно, дидактичность рассказа вытекает из данного конкретного сюжета, и наставления чиновнику даются одни, сыну — другие. Однако если говорить о концепции мира у Цзи Юня, то эти рассказы надо рассматривать как варианты.