Заметки о японской литературе и театре

Однако песни подобного характера единичны, чаще в них просто выражены грустные раздумья по поводу бренности человеческой жизни.

В отдельных произведениях употребляются изречения буддийского толка: "живущим на земле суждено покинуть мир" ("икэру моно цуи ни синуру моно" — "живущие в конце концов умирают"). Это изречение можно встретить в песнях Отомо Табито и в песне поэтессы Отомо Саканоэ.

Некоторые произведения свидетельствуют о влиянии на их авторов буддийского учения о переселении душ. Намек на это можно усмотреть в песне Окура:

Как птицы, что летают в небе,	Цубаса насу ари
Быть может, он являлся здесь потом	каёицуцу
И видел все.	мирамэдомо
Не знают только люди,	хито косо сиранэ
А сосны, может, ведают про то.	мацу-ва сирураму

(II — 145)

Речь идет о принце Оцу, который перед казнью в надежде на помилование завязал узлом ветви сосны, чтобы, согласно древнему представлению, испросить себе этим магическим актом долголетие. Однако его не помиловали, и он покончил жизнь самоубийством. Как полагается в таких случаях, Оцу должен был вернуться посмотреть на ветви. Увидев их, Окура сложил эту песню. Бесспорнее вера в будущие рождения отразилась в одном из любовных посланий:

В непрочном бренном этом мире	Коно ё-ни ва
Молва людская велика,	хитогото сигэси
Что ж, в будущих мирах	кому ё-ни мо
Мы встретимся, мой милый,	аваму вага сэко
Пусть нынче счастье нам не суждено!	има нарадзу томо

(IV — 541)

Впрочем, мотив этот крайне редок; как уже говорилось, песни антологии, и авторские, и анонимные, содержат главным образом раздумья о бренности и краткости земной жизни. Трудно сказать, чем навеяны эти мысли — вызваны ли они причинами "местного характера" или влиянием буддийских учений. Историческая протяженность материала антологии позволяет предположить, что он создавался под воздействием различных факторов. Не исключено, что в какой-то период обращение к новому вероучению в поэзии было своего рода литературной модой, пришедшей из Китая. Такой вывод подсказывают сами песни, которые передают обычно только соответствующее настроение, порой даже в одинаковых выражениях и образах, и лишены подлинной философской глубины.

Уже отмечалось, что ощущение эфемерности человеческого существования, возникавшее как реакция на определенные местные условия, способствовало быстрому распространению в Японии, в частности в ее поэзии, буддийской идеи бренности всего земного. Но в то же время сходная духовная настроенность, по нашему мнению, упрощала само понимание этого учения: оно было воспринято как нечто знакомое, близкое и потому осваивалось только внешне, поверхностно. Надобность проникновения в суть его отпадала из-за кажущегося тождества восприятия человеческой жизни и окружающего мира.

Песни "Манъёсю" дают основание считать, что буддизм в VIII в. еще не затронул духовных глубин народа. Это подтверждается и оптимистическим звучанием произведений памятника, в том числе и песен авторов, отдавших дань увлечению буддизмом, но не сделавших его своим мировоззрением.

Перу того же Якамоти, например, в поздний период его творчества принадлежит следующая песня:

Хоть знаю я,	Минава насу
Что временное тело,	карэру ми дзо то ва
Подобно легкой пене на воде,	сирэрэдомо
И все же я прошу себе	нао си нэгаицу
Жизнь долгую, чтоб длилась бесконечно!	титосэ-но иноти-о

(XX — 4470)

И Окура в ряде своих произведений предстает перед нами жизнелюбом:

Жемчуг иль простая ткань —	Сицу тамаки
Тело бренное мое	кадзу ни мо арану
Ничего не стоит здесь,	ми-ни арэдо
А ведь как мечтал бы я	титосэ ни мога то
Тысячу бы лет прожить.	омохоюру камо

(V — 903)

Словно пена на воде,	Минава насу
Жизнь мгновенна и хрупка,	мороки иноти мо
И живу я, лишь моля:	такунава-но
О, когда б она была	тихиро-ни мога то
Долгой, крепкой, что канат!	нэгаикурасицу

(V — 902)

У современника Окура, Абэ Хиронива, встречаются строки, выражающие те же настроения: