Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи

– Видишь ли, – ответила она по прошествии некоторого времени, – карта «Высокоурожайных семян» нам тут не помощник, потому что весь этот кусок Нью-Джерси закрыт белым кружком с надписью: «На этой территории используются только наши высокоурожайные семена».

– Уже десятый час.

– Посмотри, какая Луна! – произнесла она, восторженно указывая рукой. – Она…

– Да, но хочется попасть в Принстон, поесть и поспать.

– Ты хочешь сказать, что четыре года проучился в Принстоне и не выучил названий окрестных городков – и не в состоянии их опознать?

– Да кто его разберет, может, мы уже рядом с Атлантик-Сити – в каких-нибудь пригородах. Послушай-ка! Черт возьми, похоже, мы и правда у моря. Слышишь, как прибой…

После этого мы рассмеялись. Прибой – если это был прибой – вдруг замычал. В темноте, густой бархатистой темноте, мы хохотали в голос, и корова, под шорох травы и ребяческий перестук копыт, умчалась прочь, чтобы поизображать океан на другом конце пастбища. И повисла тишина, которую нарушали лишь беспрерывные жалобы мотора Самоходной Развалюхи и наши голоса, тихие и кроткие, как хорошо воспитанная совесть.

– А ты действительно думаешь, – в голосе Зельды звучало неприкрытое любопытство, – что мы где-то рядом с Атлантик-Сити? Потому что тогда я бы с удовольствием туда заехала.

Корова замычала снова, где-то вдали. Луна, даже не извинившись, нырнула в облако. Я залез обратно в Самоходную Развалюху; мне понемногу становилось не по себе.

– Можем переночевать под открытым небом, – мечтательно предложила Зельда.

– Прекрасная мысль, – одобрил я. – Переверну машину вверх дном, и ляжем под ней спать.

– Или построим что-нибудь, – озвучила она еще одну идею. – Ты достанешь инструменты и построишь дом. Как ты думаешь, можно построить дом с помощью гаечного ключа? Хотя у нас еще есть домкрат…

Зельда запела какой-то гимн – в надежде на Божественное вмешательство. Потом бросила это дело и переключилась на «Мемфис-блюз»[435]. Однако пение ее не произвело ни малейшего впечатления на беспощадные небеса – и тогда мы просто поехали по дороге в поисках какого-нибудь жилья. Мы решили, что если увидим хоть какую постройку без явственных внешних признаков того, что это бандитский притон или обиталище ведьмы, то остановимся и спросим дорогу. А если выбранный нами дом все-таки окажется жилищем разбойников, я сделаю вид, что гаечный ключ – это револьвер, и быстренько приведу всех разбойников в чувство.

Но нам не пришлось останавливаться ни у какого жилья, потому что, проехав сотню ярдов, мы оказались на каменном мосту, под которым текла речушка. Вышла Луна, и в ее безмятежном серебряном свете стало видно, как Стонибрук вьется среди растущих над ним ильмов в стиле Коро.[436] Мы находились в миле от Принстона. Прокатили с негромким дребезгом по мосту, миновали лодочный домик в готическом стиле, все предававшийся мечтам об отлетевших июнях, и через лесок, взбегавший по склону холма, скользнули в летний Принстон, который спал так крепко, будто генералу Мерсеру еще только предстояло корчиться на достопамятном холме, пронзенному британским штыком.[437]

Нассау-стрит была пустынна – подготовительные школы еще не вытянули из моря свой богатый улов честолюбцев, лентяев и тупиц, – и «Нассау-инн»[438] окутывала почти та же темнота, что и его заносчивого приятеля Нассау-Холл[439], стоявшего на другой стороне улицы.

Войдя, я обнаружил за стойкой дородного циника Луи – Луи, который не верит, но доверяет. Трагедия его состояла в том, что прямо на его глазах над его знаменитым баром сгустилась тьма, – а ведь именно здесь когда-то Аарон Бэрр потягивал вино заговора,[440] здесь буйствовали десять поколений отцов и сыновей, а теперь, увы, стены, обшитые резными столешницами сотен достопамятных столов, больше не дребезжали в такт мелодиям раблезианских песен.

– О ты, ничему удивляться не склонный, – обратился я к Луи, – изыщи комнату с ванной для меня и моей жены. Путь наш лежит к экватору, в поисках неведомых яств, и то будет последняя наша ночь под арийской крышей, перед тем как мы вступим во владения странных человеческих рас, таких как зайцехвостые тасманцы и пигмеи.

Луи меня лично не знал, хотя, видимо, догадался о моей былой принадлежности к здешнему студенчеству. Он согласился с тем, что я достоин комнаты, и шепнул мне на ухо, что и город, и университет будто повымерли. Мы вкатились в мастерскую, где заправлял цветной джентльмен, который, к великой моей досаде, воспринял наше прибытие как явление весьма обыденное. Он даже поведал мне, что, заплатив определенную сумму, я могу оставить там автомобиль на всю ночь.

Мы медленно зашагали обратно к «Нассау-инну» под мелким негрустным дождиком, и всю ночь вода беззвучно падала на синие черепичные крыши, и воздух был мягок и влажен.

III