Читаем Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи полностью

А потом настало утро, и после дождя трава в кампусе ярко зазеленела. То была гладко подстриженная трава, похожая на прохладную озерную гладь, а над ней мягко вздымались серые готические замки, тающие на фоне серого неба. В бескрайних травяных заводях таились десятки этих гранитных островов – некоторые вздымались на террасах, представлявших собой гигантские застывшие волны, другие тянулись вдоль элегантных перешейков и полуостровов, которые были раскиданы тут и там и мостоподобными клуатрами,[441] выступавшими над зеленой-зеленой водой, соединялись с другими полуостровами.

В половине десятого над Нассау-Холлом всплыло солнце, и мы заехали в роскошную автомастерскую, дабы осведомиться о здравии Самоходной Развалюхи.

Механик окинул ее скептическим взглядом:

– Вы далеко собрались?

Я решил не повторять вестпортских ошибок.

– В Вашингтон.

– Ну, – произнес он неспешно, – может, вы и доедете, но, если бы мне предложили пари, много бы я на вас не поставил.

– Разговор о пари совершенно неуместен! – возмущенно оборвал его я.

– Потому что не заключаю я таких ненадежных пари. Вы либо доедете, либо нет.

Получив эти сведения, я надавил ногой на стартер, и Самоходная Развалюха произвела в мастерской великий шум и грохот. После чего мы поплыли по Нассау-стрит в направлении Трентона.

Красный кирпич Лоуренсвильской школы лениво дремал под солнцем. Мы сверились с высокоурожайной картой, однако выяснилось, что Трентон скрыт надписью «И здесь используют наши семена», после чего мы швырнули карту мимохожему хряку, который деловито трусил в направлении Принстона, явно намереваясь подать заявление на первый курс.

В Трентоне мы совершили первую роковую ошибку. Лишившись карты Соединенных Штатов в исполнении «Высокоурожайных семян», которая, несмотря на все недочеты, все-таки позволяла худо-бедно определить наше местоположение, мы приобрели «Путеводитель автостранника» доктора Джонса. С этого момента ритмизованная проза доктора Джонса звенела в наших ушах с утра до ночи; курьезы его километража, его познания в области местных особенностей и, наконец, пристрастие к логическим вывертам во всех умозаключениях стали для нас проявлениями демонических сил, в непогрешимости своей равных разве что Папе.

Начали мы с того, что сверились с тремя указателями и по совокупности полученных сведений выяснили, что Филадельфия находится где-то между Нью-Йорком и Вашингтоном, – впрочем, об этом я и раньше подозревал. За этим открытием последовали длительные поиски: «Дай-ка я взгляну»… «Давай сюда, ты уже целую вечность копаешься»… «Вовсе нет. Если бы ты на минутку оставила меня в покое»… «Ну хорошо, хорошо, но ты ведь все делаешь не так, как там сказано» – пока наконец мы не сделали открытия, что первым делом нам надлежит «дернуть» влево от магистрали.

– И что значит «дернуть»? – осведомилась Зельда.

– Дернуть? Ну, наверное, дать полный газ и поворачивать не глядя.

Она бросила на меня высокомерный взгляд:

– По-моему, «дернуть» – значит бежать на время.

– На самом деле, – объяснил я, – это значит раз за разом ездить по большому кругу, пока мы отсюда не выберемся.

– А может, это значит дергаться туда-сюда. И вообще, откуда мы знаем, что Самоходная Развалюха умеет дергать? А вдруг для этого нужна специальная машина?

Не знаю, «дернули» мы в итоге из Трентона или нет. Зельда держала на коленях путеводитель доктора Джонса и говорила мне, куда нужно поворачивать, как только мы оказывались у очередного поворота – ну или сразу после. Довольно скоро страница, на которой рассказывалось, как добраться от Трентона до Филадельфии, оторвалась и улетела, и тогда мы нашли страницу, где говорилось, как добраться от Филадельфии до Трентона, и попытались читать ее с конца; это почти сработало, хотя и не совсем, потому что мы умудрились совсем закрутиться и почему-то поехали обратно к Трентону. Но потом, по счастью, и эта страница тоже оторвалась и улетела, и мы добрались до Филадельфии самым что ни на есть расхожим способом – то есть спросив дорогу у сельских мудрецов, которые имеют обыкновение посиживать перед деревенскими лавками, а производители шин доплачивают им за то, что они направляют автомобилистов не по той дороге.

День все еще оставался неотесанным юнцом, когда мы добрались до места рождения Бенджамина Франклина – или Уильяма Пенна?[442]

Перейти на страницу:

Все книги серии Фицджеральд Ф.С. Сборники

Издержки хорошего воспитания
Издержки хорошего воспитания

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, возвестивший миру о начале нового века — «века джаза», стоит особняком в современной американской классике. Хемингуэй писал о нем: «Его талант был таким естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Его романы «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов, из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть. Предлагаемая вашему вниманию книга — уже вторая из нескольких запланированных к изданию, после «Новых мелодий печальных оркестров», — призвана исправить это досадное упущение. Итак, впервые на русском — пятнадцать то смешных, то грустных, но неизменно блестящих историй от признанного мастера тонкого психологизма. И что немаловажно — снова в блестящих переводах.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Проза / Классическая проза
Больше чем просто дом
Больше чем просто дом

Фрэнсис Скотт Фицджеральд, возвестивший миру о начале нового века — «века джаза», стоит особняком в современной американской классике. Хемингуэй писал о нем: «Его талант был таким естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Его романы «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов, из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть (наиболее классические из них представлены в сборнике «Загадочная история Бенджамина Баттона»).Книга «Больше чем просто дом» — уже пятая из нескольких запланированных к изданию, после сборников «Новые мелодии печальных оркестров», «Издержки хорошего воспитания», «Успешное покорение мира» и «Три часа между рейсами», — призвана исправить это досадное упущение. Итак, вашему вниманию предлагаются — и снова в эталонных переводах — впервые публикующиеся на русском языке произведения признанного мастера тонкого психологизма.

Френсис Скотт Фицджеральд , Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Проза / Классическая проза
Успешное покорение мира
Успешное покорение мира

Впервые на русском! Третий сборник не опубликованных ранее произведений великого американского писателя!Фрэнсис Скотт Фицджеральд, возвестивший миру о начале нового века — «века джаза», стоит особняком в современной американской классике. Хемингуэй писал о нем: «Его талант был таким естественным, как узор из пыльцы на крыльях бабочки». Его романы «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» повлияли на формирование новой мировой литературной традиции XX столетия. Однако Фицджеральд также известен как автор блестящих рассказов, из которых на русский язык переводилась лишь небольшая часть. Предлагаемая вашему вниманию книга — уже третья из нескольких запланированных к изданию, после «Новых мелодий печальных оркестров» и «Издержек хорошего воспитания», — призвана исправить это досадное упущение. Итак, впервые на русском — три цикла то смешных, то грустных, но неизменно блестящих историй от признанного мастера тонкого психологизма; историй о трех молодых людях — Бэзиле, Джозефине и Гвен, — которые расстаются с детством и готовятся к успешному покорению мира. И что немаловажно, по-русски они заговорили стараниями блистательной Елены Петровой, чьи переводы Рэя Брэдбери и Джулиана Барнса, Иэна Бэнкса и Кристофера Приста, Шарлотты Роган и Элис Сиболд уже стали классическими.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Проза / Классическая проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза