Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи

– Честно говоря, нет, – пробормотал я робко. – На мой взгляд, все с ним в порядке.

Подозрение в его взгляде сменилось уверенностью. Он глянул на одетую в короткие брючки Зельду, которая с невозмутимой серьезностью восседала на переднем сиденье. Потом глянул на меня.

– Инструменты ваши где? – спросил он отрывисто. – Доставайте второй ключ.

– У меня нет инструментов.

Я отбросил всяческое лицедейство. Я стоял перед ним во всей наготе своего технического невежества. И мое чистосердечное признание, вызванное полной беспомощностью, произвело впечатление. Он выронил сигарету и уставился на меня, открыв рот. Рот у него был сногсшибательный.

– Нет инструментов?

– У меня нет инструментов, – смиренно повторил я.

Я его шокировал. Вогнал острый клинок в самое сердце его нравственных представлений. Жестоко пошатнул его безупречный кодекс владельца «экспенсо». За один миг я низвергся с трона в кругу избранных во тьму внешнего пространства. Я – владелец «экспенсо»? Да падут все кары небесные на голову человека, который столь явственно недостоин своей собственности.

Он отрывистым голосом подозвал работника мастерской:

– Эй! Принесите-ка крючковый ключ.

Появился кусок железа неведомой мне ранее формы, и я подумал о том, какое все-таки благо – цивилизация. Побуждаемый естественным инстинктом, я отшатнулся от автомобиля, будто бы холодок металла внушал мне страх. Он же неумолимо бросил мне ключ, а я его взял, подошел к оси, робко подогнал его по размеру и принялся крутить что-то, что крутилось.

Специалист по «экспенсо» строго стоял надо мной.

– Нет! – возгласил он возмущенно. – Закручивайте.

Если бы он приказал мне съесть этот самый ключ, я бы вряд ли почувствовал себя более беспомощно. Я выронил ключ и уставился на владельца «экспенсо» с весьма, подозреваю, глупым видом. Зельда сидела, сонно спрятав лицо в ладонях. Она не моргнув глазом бросила меня в этом мире мужских отношений. Даже работники мастерской отошли подальше и в сторону, чтобы не оказаться втянутыми в эту историю.

– Давайте! – Катон шагнул ближе.

Со смесью стыда и облегчения я передал ему ключ. Он приблизился к одному из деревянных настилов, водрузил на него колено и без всякого усилия подогнал ключ по размеру. Я навис над ним с прямо-таки непристойным интересом. Но в этот момент надежды мои разбились в прах. Сделав резкое движение плечами, которое неким образом умудрилось выразить все то презрение, которое он не в состоянии был выразить лицом, он поднялся и указал на ключ.

– Давайте! – повторил он.

А имел он в виду следующее: «Давай берись за дело! Да, ты, пес паршивый, ты! Как ты смеешь быть владельцем „экспенсо“?»

Вслух же он произнес:

– Возьмите вон там в углу масло и смажьте.

А когда я отошел за маслом, он явил миру всю полноту немыслимого коварства – причем сделал это настолько тонко, насколько это под силу лишь людям, напрочь лишенным утонченности; он нанес мне удар столь сокрушительный, что, когда Зельда потом, полчаса спустя, поведала мне об этом, в голове у меня все закружилось и мир стал черным, как смерть. Негодяй подошел к Зельде – его свежепродемонстрированное превосходство надо мной вынуждало ее к вежливости – и, сбив ее с толку несколькими незначащими замечаниями, заявил:

– Очень жаль, что такой красивой девушке позволяют вот так одеваться.

Он смотрел на ее брючки. В голосе его звучали полвека провинциализма; то был обычный нигилизм белых бедняков – который тем не менее переполнил меня беспомощным и бессловесным гневом. Впрочем, невозмутимость Зельды перед лицом подобного обвинения его, видимо, обескуражила. Он слишком уж понадеялся на свое моральное превосходство надо мной; словом, больше он ее не трогал. А если бы тронул, полагаю, его ждала бы та же судьба, что и двух старых клуш из Кларксвиля.

В конце концов мы выбрались из мастерской. Колесо больше не «отваливалось изнутри»; шумы прекратились, в машине царил безмятежный покой. Доверившись доктору Джонсу, мы покатили к югу через Северную Каролину. Достигли Дарэма, где зарядил дождь, – по этой причине мы забыли отпраздновать тот факт, что оставили за спиной шестьсот миль и были на полпути к Монтгомери. Мы съели великолепный арбуз, и это несколько подняло нам настроение – однако никак не удавалось полностью отрешиться от того факта, что, пока на Зельде были ее брючки, местные мужланы взирали на нас с холодным неодобрительным превосходством – мол, «чудаки» какие-то. Мы находились в Каролине, но отказывались вести себя как добропорядочные каролинцы.