Заметки о моем поколении. Повесть, пьеса, статьи, стихи

Все это сильно обескураживало. Мы еще раз проехали через Шарлотт – он показался нам даже непривлекательнее, чем раньше. А потом, едва выехав за его пределы, мы вдруг обнаружили, что вроде бы гладкая дорога неожиданно пошла ухабами. Я вышел, исполненный подозрений: ну конечно, Геркулес испустил дух.

Я поставил запасное колесо, с новой шиной, но, едва оно коснулось земли, треснула одна из спиц. Ситуация была аховая: имелось целое колесо и целая покрышка, но поврозь. Ах, только бы колесо продержалось до ближайшей мастерской, только бы механик согласился все сделать за один доллар!

На черепашьей скорости десять миль в час – такими темпами до Монтгомери мы бы добрались за шесть дней – мы к трем пополудни дотащились до сельской автомастерской. Мы окончательно пали духом. Я объяснил владельцу, что нам нужно, а когда я закончил, он назвал цену. А стоить это будет – тут у нас перехватило дыхание – один доллар.

До Гринвиля по-прежнему оставалось сто миль к югу. Чуть-чуть не хватит бензина, еще раз проколем колесо – и нам конец.

А потом, в пяти милях от границы с Южной Каролиной, нас ждало полное отмщение за то унижение, что нам пришлось претерпеть накануне от высокомерного и высоконравственного владельца «экспенсо». Было очень правильно, что отмщение свершилось именно в Северной Каролине, – произойди это на десять миль дальше к югу, в соседнем штате, на моей душе навеки остался бы шрам от того оскорбления. Теперь же я не держу на обидчика никакого зла.

Началась эта история столь же обыденно, как и катастрофа накануне. Самоходная Развалюха внезапно разоралась и раскапризничалась, вынудив меня остановиться.

– Что там такое? – В Зельдином голосе звенела тревога. – У нас опять отлетает колесо?

– Мне кажется, что-то с мотором.

– Он тоже отлетает?

– Не знаю. По-моему, он глохнет.

Ради приличия я открыл капот и всмотрелся в нагромождение железа, олова и копоти. Будь я великаном тридцати трех футов роста с рукою длиной в три ярда, который мог бы приподнять Самоходную Развалюху и как следует ее тряхнуть, она бы завелась – по тому же принципу, что часы с подзаводом.

Мы прождали пятнадцать минут. Мимо протрюхал фермер на колымаге, скованно сидевший за рулем. Я махал ему как сумасшедший, но он, видимо, принял меня за грабителя и без тени смущения проследовал мимо.

Мы прождали еще пятнадцать минут. Вдалеке показался еще один автомобиль.

– Зельда, послушай… – начал я и умолк, потому что Зельда лихорадочно производила какие-то непонятные манипуляции.

Она молниеносным движением извлекла откуда-то круглую коробочку и теперь предавалась страстному перекрашиванию своего лица – а руки ее извивались, как змеи, в начесанных волосах, сообщая дополнительную пышность и так имеющимся локонам.

– Иди отсюда, – кратко распорядилась она.

– Что?

– Давай вон в ту калитку и посиди за изгородью.

– Но…

– Живее! Пока машина не переехала через тот холм.

До меня начало доходить, что она замыслила. Я послушно подбежал к указанной калитке и спрятался за чрезвычайно удобной изгородью.

Машина перевалила через холм, увеличилась в размерах, пролетела мимо меня, оставив за собой хвост воняющей бензином пыли. Я видел, как она пронеслась мимо Самоходной Развалюхи, а потом, проскочив еще ярдов двадцать вперед, резко затормозила. С напористой энергичностью сдала назад, встав бок о бок с нашим «экспенсо». Ни Зельду, ни водителя мне было не видно, однако, судя по всему, между ними начался какой-то разговор. Всего через миг водитель спрыгнул на землю и поднял одну из створок капота Самоходной Развалюхи. Вгляделся в мотор, кивнул с самодовольным, понимающим видом, свысока улыбнулся Зельде и отправился обратно к своей машине за инструментом. Через минуту он уже лежал на спине под нашей машиной, а до меня доносилось звяканье, бальзамом разливавшееся по сердцу.

Прошло пять минут. Незнакомец несколько раз вылезал, чтобы утереть с чела белую июльскую росу и побеседовать с Зельдой. Потом он выкарабкался окончательно и закрыл капот. Зельда, явно повинуясь его распоряжению, завела мотор – он издавал бодрый, здоровый звук. Самаритянин отнес инструмент обратно к себе в машину и, вернувшись, поставил ногу на подножку Самоходной Развалюхи и завел непринужденную беседу. Я решил, что мне пора возвращаться на сцену, – вышел на дорогу и направился в их сторону, негромко насвистывая «Бил-стрит блюз»[452].

Оба обернулись. Глаза незнакомца – судя по всему, это были глаза сына провинциального банкира – глянули на меня с оторопью: к великой моей радости, они очень напоминали глаза давешнего владельца «экспенсо».

– А, ты вернулся! – радостным голоском воскликнула Зельда. – Как, нашел телефон? Если не нашел – не важно, потому что вот этот милый джентльмен уже все починил.

– Очень любезно с его стороны, – нагло заявил я.

Незнакомец напряженно ворочал глазами, глядя на нас по очереди. А потом, из чистого смущения, произнес слова, которые полностью отдали его мне во власть.

– Ух! – вырвалось у него, причем в голосе звучало явственное разочарование. – А я думал, вы одна.