– Нет, – рассудительно произнесла Зельда, – я с мужем. – А потом коварно добавила: – Я никогда не путешествую одна.
Я сел с ней рядом и положил руки на руль.
– Это действительно было крайне любезно с вашей стороны; я вам весьма признателен.
Банкирский сынок хмыкнул и продолжал стоять, безмолвно вытаращившись на меня и насупив брови. Я включил первую передачу.
– Мы очень спешим, – произнес я с намеком.
Зельда рассыпалась в благодарностях. Мы покатили дальше. Проехав ярдов пятьдесят, я оглянулся и обнаружил, что он развернул машину и удаляется в том направлении, откуда приехал.
Изрядно взбодрившись, мы покатили дальше, навстречу бледно-желтому солнцу, которое поднималось над черно-зеленым взгорьем на горизонте.
– Ай! – воскликнула Зельда голосом, исполненным ужаса. И вытаращилась на очередную страницу из книжки доктора Джонса.
– Что такое?
– Проезд по мосту между Северной и Южной Каролиной платный, а у нас совсем не осталось денег!
Мост показался чуть не в тот же момент. Второй раз за день я как следует вдавил акселератор. Мы промчались вниз по короткому склону холма, влетели на загромыхавший мост и во всю прыть понеслись к спасительному берегу. Зельда обернулась и доложила, что из какого-то уморительного домишки выскочил какой-то уморительный человечек и вовсю размахивает руками. Впрочем, мы уже были в безопасности, в Южной Каролине.
В безопасности? К семи вечера трудовой пот мотора начал отдавать металлом и ржавчиной. Стрелка указателя масла стояла на нуле. Нам стало совсем грустно. Мы попытались надуть мотор, двигаясь на большой скорости, со стенаниями вскарабкались на гору, а потом скатились в городок, названный в честь стойких жителей Лаконики Спартансбургом. Игра сыграна – денег на покупку масла у нас нет, двигаться дальше мы не можем.
– Сегодня мой день рождения, – внезапно произнесла Зельда.
Это почему-то удивило меня сильнее, чем все остальные происшествия этого дня.
– Я только сейчас вспомнила.
Она только сейчас вспомнила!
– Пойдем в полицейский участок и сдадимся, – предложила она.
Зельда совершенно безоружна перед лицом мелких житейских неприятностей.
– Нет, – сказал я. – Мы пойдем на местный телеграф и уговорим их послать сообщение в Гринвиль, чтобы нам выслали денег.
Зельда усомнилась в том, что спартансбургский телеграфист проявит к нам доверие. Кроме того, будучи родом из Алабамы и, соответственно, питая сомнения в Прогрессе, она вообще не верила в то, что в Гринвиль нам прислали какие-то деньги.
Мы дошли до телеграфа и, в достопамятной манере бедняков заглянув в окно, убедились, что телеграфист – молодой человек добродушного вида. Мы вошли. Он согласился дать телеграмму. Мы полчаса просидели снаружи в Самоходной Развалюхе, с завистью глядя на проходивших мимо сытых людей, а потом телеграфист вышел и сообщил, что мы отныне не нищеброды, а обладатели трехсот долларов. Мы едва не разрыдались у него на плече, от чаевых же он отказался.
Мы оставили Самоходную Развалюху на тщательный осмотр и лечение, сами же поужинали в греческом ресторане, где доблестный спартанец принес нам торт, чтобы отметить Зельдин день рождения. Дабы должным образом завершить день, по ходу которого мы нарушили скоростной режим, дали взятку, не уплатили за пересечение моста и мошенническим образом получили техническую помощь, мы накупили кучу забавных открыток, разукрашенных бархатом, искусственным инеем и поучительными изречениями, и разослали их с благой вестью по всей стране. За этот день мы проехали сто восемьдесят миль и наконец уверились, что благополучно достигнем цели.
IX
Наутро победоносная Самоходная Развалюха, лопаясь от масла, форсировала непреодолимые потоки и взбиралась на неприступные утесы. Механик из Андерсона поведал нам, что машина наша страдает сотней всевозможных недугов, после чего мы рассмеялись ему в лицо. На следующий день к ужину мы будем в Монтгомери. Мы даже подумали послать вперед телеграмму, дабы наше внезапное появление не вызвало у родителей Зельды опасного для здоровья шока, но потом решили не делать этого: слишком уж долго мы хранили свою тайну, жалко было теперь ею поступиться.
Кончина Сампсона на границе с Джорджией была воспринята как комическое происшествие, ведь старина Лазарь продолжал мужественно нести вахту на заднем левом колесе – последняя уцелевшая шина из пяти, с которыми мы выехали из Вестпорта, – стойкий Лазарь с его проплешинами и порезами. Санта-Клаус, Геркулес, Сампсон, а также шина, которую мы оставили мистеру Бибелику из Филадельфии на изготовление жевательной резинки, уже отбыли в каучуковый рай, где нет под ногами ни стекла, ни гвоздей и колесо запасным пребывает вовеки.