На следующий день <22-го> я приехал в Вильманстранд[548]
; колено стало поправляться. Население в Выборгской [губернии] казалось очень малочисленным. В диалекте можно было заметить небольшое различие: в центре страны говорили yhlexan[549] Ruotti, здесь слышалось Ruossi[550].В Выборг я прибыл <23-го>, хотя почтовые лошади были немощны, особенно те, которых я взял на последней станции. Я посетил секретаря Юдена, подписался на его «Грамматику» (10 печатных листов) и «Собрание пословиц» (8 печатных листов) и получил в дар 16 из его небольших трудов по-фински, а два были распроданы, а именно книги для детей. Он представил меня в клубе, где мы выпили чаю; но он занялся карточной игрой, поэтому я ушел домой. <Поселился я у Мотти[551]
>.<24-е>. На следующий день я передал пакет от доктора Хартмана ландсгевдингу Валлену, а также письмо от Вульфарта[552]
барону Николаи[553], но ни у одного из них не имел успеха; потом меня посетил секретарь Юден, которому я показал свои вещи и новые книги.<25-е>. Я был целый день привязан к дому, при том что Юден, который обещал позаниматься со мной разговорным финским, так и не пришел. Поэтому я решил ехать и оставил ему письменное приглашение (в четвертый раз пытаясь его безуспешно застать) на 6 часов, чтобы провести со мной вечер, что он и сделал и тогда же помог мне в освоении финского языка.
<26-е>. Я должен был ехать на двух лошадях — как мне сказали, «so braucht man es hier»[554]
, так что одна станция обходилась более чем в 5 рублей. Гастгебер на Таммарк[?][555] немного обманул меня с серебряными деньгами, а именно двумя четырехрублевиками[556], которые по такому высокому курсу не обменивались; но помог мне отпустить одну лошадь, поэтому запросил 10 [нрзб.] копеек и получил [нрзб.].Я приехал в Валтисаари[557]
, где намеревался в Страстную пятницу сходить в финскую церковь, но услышал, что служба там проходит по русскому календарю (старому стилю). <27-е>. Теперь у меня должны были быть лошади согласно Venäjän ordningi[558]. Гастгебер был русский, но говорил по-фински, жена была из Ловизы[559] и говорила и по-фински, и по-шведски.Около половины второго я въехал в Петербург и остановился у шведа-трактирщика Бергмана, которого мне было достаточно сложно разыскать. Мой второй и последний русский ямщик был довольно приятный, веселый и понятливый, хотя и оборванный. Все-таки я почти со слезами на глазах вспоминал о Финляндии, где я так хорошо себя чувствовал и где ко мне так хорошо относились.
Прежде всего я разыскал г-на пастора Гиппинга, который принял меня очень тепло и дружелюбно. Он сопроводил <28 марта> меня к Патерсону в дом Библейского общества[560]
и обещал давать мне уроки русского в обмен на уроки исландского. Вскоре я заметил, что в русском он не силен, но человек очень хороший; он пригласил меня к себе ужинать.<29-е>. Я с большим трудом разыскал камер-юнкера Хеннингса, который в половине одиннадцатого или в одиннадцать еще не поднимался. Он обещал быть к моим услугам. Опыт покажет, будет ли мне какой-нибудь толк от его услужливости.
<30-е>. Мы с Гиппингом отправились к экспедиционному секретарю[561]
и кавалеру Гартману[562] и доставили мою работу для Румянцева, которую он заказал из Стокгольма[563], а именно «Сагу о Ярлмане» по-исландски и по-датски[564], «Lítit æfintýr um tvo smiðsveina»[565], ответ русского царя на вопрос императора о его намерениях в отношении Швеции и «De numis muscoviticis»[566] Кедера[567].<31-е>. Попытка сходить с Гиппингом к кому-нибудь из тех, к кому у меня были письма, не удалась. Я поэтому отправился к камер-юнкеру Хеннингсу, но швейцар мне сообщил, что он в 11 часов уехал, что было явной ложью. Вечером я одолжил Патерсону мою «Англосаксонскую грамматику» и подарил брошюру об исландском Библейском обществе с псалмом Йоуна Торлаукссона.
<1 апреля>. Гиппинг сопроводил меня к Кругу[568]
, который был довольно любезен и пообещал, что я смогу пользоваться всеми его книгами, а также принял письмо к Крузенштерну, который находится в своем поместье в Эстляндии. Потом мы с Гиппингом ушли к нему домой, и я остался на обед, после чего пару часов учили исландский и русский. Вечером и ночью я был очень болен, меня рвало, но сегодня мне лучше. Все это, наверно, было из-за съеденного и не очень серьезно. С помощью Гиппинга я посетил большинство тех, к кому у меня были письма. Он проявил ко мне необыкновенную доброту и услужливость; мы выпили на «ты» в кондитерской на Исаакиевской площади.