Заметки о России

Патерсон однажды привел меня к действительному статскому советнику Тургеневу, который служит в Департаменте духовных дел под началом князя Голицына. Я к нему изредка заходил, подарил ему некоторые из своих печатных трудов, но интерес он ко мне проявил совсем небольшой.

Лобойко познакомил меня с молодым <ученым> русским, уроженцем Петербурга, по фамилии Гарижский, который изучал датский, но без особого успеха.

Книготорговля с Данией началась с большим трудом; я получил свою санскритскую грамматику[588].

<13/1 октября>. Я написал Бюлову и Мюллеру о своем новом плане путешествия: вернуться через год с тем, чтобы издать грамматику и учебник санскрита; также моему доверенному лицу, Нюэрупу и Магнусену, чтобы составить для Румянцева коллекцию исландских рукописей. Затем был у Лобойко, которому передал письма.

<15-е> Начал учить Лобойко греческому по грамматике Блока[589] и по Гедике под редакцией Буттмана, 10-е издание[590], а <17-го> также купил много книг по языкознанию у Грефа.

<19-е>. Я обедал у Румянцева, там встретил Гауеншильда, который переводит российскую историю Карамзина на немецкий[591]. Вечером был у Гиппинга, Гарижского и г-на фон Гётце, который одолжил мне C. Meiners, Vergleichung des ältern und neuern Russlandes, 2 Bde., Leipzig, 1798[592].

<20-е>. Написал Камструпу и Мольбеку[593], в основном о поручениях графа Румянцева, а именно получить упомянутый у Карамзина 2: 341[594] норвежский рунический памятник[595], а также предоставить информацию о славянских или русских древностях, которые могут храниться в Королевской библиотеке[596] в Копенгагене. Я немного поработал над своей греческой грамматикой и подумал о возможности взять на службу молодого студента из Финляндии, который попал в трудные обстоятельства. Зовут его Нордблад. Но он <21-го> принял у пастора Мандалина адъюнктуру[597] в деревне, хотя он не хотел стать пастором и, как он говорил, как раз поэтому оставил дом своего отца. Меня он не послушал и не попрощался с Гиппингом и остальными. <22-е>. Я составил план для Румянцева, чтобы взять Нордблада с собой и посетить во время моего путешествия народы феннской[598] общности и т. д., но потом <23-го> узнал, что Мандалин его сразу отправил в деревню.

Утром я был у Круга (коллежского советника) и нашел письмо по-французски от архиепископа Тенгстрёма графу Румянцеву о том, что я хотел уговорить Ренвалля составить словарь только на латинском, но что народ Финляндии ждет словаря на шведском, лишь с некоторыми дополнениями на латинском для иностранцев. Граф хотел услышать наши соображения по этому поводу, и мы были единодушны в том, что здесь нечего планировать, так как решение уже принято и две буквы (A и Ä) уже сделаны, о чем Ренвалль писал как ему, так и мне. Я написал Ренваллю об этом и о его деньгах, из которых я у Круга получил первую треть, 400 рублей ассигнациями, а также спросил, действительно ли он хочет получить Ускелу, для чего архиепископ рекомендовал его Румянцеву[599].

Я получил от Уварова через профессора Грефе его речь на немецком языке[600], а также, взаймы — 10-й и 11-й тома «Asiat[ic] Researches»[601].

<24-е>. Вместе с доктором Бекком из Або я был у Паульсона в Эрмитажной библиотеке[602] и получил пособия по армянскому языку, а именно «Тезаурус» Шрёдера, грамматику Акопа, «Dictionarium Armeno-Latinum» Франческо Риволы 1633 г.[603] (см. «Митридат»[604]).

<25-е>. Я напрасно прождал г-на Шиллинга с учителем французского языка; когда я возвращался после еды, ко мне обратился торговец минералами Эттер[605], которого я раньше не знал, и я на минуту к нему зашел; по дороге я познакомился со статским советником Эверсманом[606], который пригласил меня его посетить.

<26-е>. Ходил с Лобойко покупать старые книги, а потом был приглашен к графу Румянцеву, где познакомился с Анастасевичем, также встретил там художника Хориса, к которому пошел домой, чтобы посмотреть его комнату и предметы, привезенные от диких народов, — короб, изделия из кости, инструменты, назначение которых он сам не мог объяснить. В основном они были украшены изображениями лиц, птичьих фигур, сценой медвежьей охоты и т. п. Также у него были одежды из кишок, ткани и рогожи.

<1818, 29 октября>. Был у Круга, Френа, Вейнcанга, первый из них одолжил мне «Историю» Татищева, где говорится об Иоакимовской летописи, второй показал труды Халленберга, которые тот ему прислал. Вечером пришли Шиллинг и Юэ, который разговорился об астрономии и просил больше, чем, по словам Шиллинга и Бультоса, ему полагалось[607]. В сумерках мы, доктор Бекк и я, вместе пошли к немцу-парикмахеру, который взял по 2 рубля с каждого, что представляется мне интересной чертой характера: у [этого] народа нет никакого понятия о чести и порядочности. Ошибка была наша, так как мы не сторговались заранее.