Заметки с выставки (ЛП)

Двор неизменно утопал в грязи от скотного двора по щиколотку или глубже, издавая отвратительный мыльной аромат всякий раз, когда включали стиральную машину — по причине лопнувшего сливного шланга. А еще там постоянно стояли автомобили в процессе ремонта или тюнинга — одно из побочных занятий Спенсера — среди которых всегда находилось несколько, чьи владельцы, судя по всему, уступили свои авто ржавчине, ежевике и кошкам. Были там и куски полудохлой сельскохозяйственной техники, удерживаемые вместе не столько лентой из стекловолокна, сколько изобретательностью. Там всегда можно было встретить полубезумных, завалящих собачонок, иногда — хорьков, а одним памятным летом там обитал канюк со сломанным крылом. Повсюду царил ужасающий беспорядок, что делало двор тем самым местом, где хотел бы обитать каждый подросток с претензией на крутость. Братья обходились без бога, ровно так же, как и без родителей, могли устроить у себя бесчисленное количество случайных гостей и, поскольку были в дружбе, по крайней мере, с одним рыбаком, к тому же продающим наркотики, закатывали разнузданные вечеринки, славящиеся своей греховностью.

Братья были кошмаром любого родителя, вследствие чего она и Хедли подпали под их обаяние на пару безрассудных лет. Но даже, пока та ее часть, зубрившая перед экзаменами и напряженно слушающая на уроке, знала — а вот Спенсер этого не знал — что он был только периодом, который она скоро оставит позади ради лучших, более взрослых событий, ее слабая и неопытная часть нуждалась в нем, дабы он снабдил ее верительными грамотами, которые ни школа, ни квакеры дать не могли. Жизнь за пределами Пензанса втайне пугала ее, и Спенсер помогал ей преодолеть страх, не в последнюю очередь уже потому, что она знала, что использует его.

К ее изумлению, кавардак совсем исчез, а вместе с ним любой след братьев и их инвалида-отца в фургоне. Исчезли и разбитые машины, и развалившаяся сельскохозяйственная техника, полудикие куры и собаки. На их месте на опрятном гравии, там где раньше валялась всякая дрянь, стояли несколько чистых, новых автомобилей. Там были аккуратно засаженные приоконные ящики для цветов и кадки, а где раньше находился предательски прохудившийся канализационный люк над старой выгребной ямой у хлева, теперь стоял своего рода колодец, где загадывают желания — брось монетку, и все будет хорошо. Амбары и сарай для свиней — все были переделано. На симпатичных раздвижных окнах висели голубенькие занавески в мелкую клеточку, а на небольших шиферных табличках были указатели к Фермерскому дому Босвиган, Птичьему двору, Старой молочной ферме, Коттеджу Сеновал и Коровнику соответственно. И действительно, пройдя немного по подъездной дорожке, она натолкнулась на изящное объявление состаренного синего цвета, гармонирующему с синей клеточкой занавесок, извещающее о летних Коттеджах Босвигана с телефонным номером Сент-Ивс.

Она почувствовала, что отсюда должна вернуться немного назад, все внимательно рассмотреть, убедить себя в том, что огромные изменения действительно произошли. Может быть, отец умер, и мальчики, наконец, спаслись бегством? А может Трой все-таки быстро разбогател? Но то, что она увидела, было таким ухоженным и сделано с таким хорошим вкусом, в отличие от всего, что они, по ее мнению, могли бы сделать сами, что, вероятно, им пришлось съехать? Возможно, банк наконец-то решил, что еще одна никчемная отговорка оказалась уже лишней, и вынудил их продать ферму?

Ее напугал низкий, громыхающий лай и появление рядом крепкого коричневого пса, смахивающего на растолстевшего ротвейлера или помесь лабрадора.

— Ой, привет, — вырвалось у нее. Она не привыкла к собакам, ей редко когда бывало комфортно рядом с ними, и она надеялась, что собака пойдет дальше. Но пес, тяжело и весело дыша, присел рядом с ней и начал целенаправленно и неторопливо вылизывать ей лодыжки и ступни.

— Нет, — сказала она и попыталась пойти дальше в том направлении, откуда пришла собака. Она была в джинсах — с голыми ногами бы было еще хуже, — но в интересе животного к ней было нечто тягостное, она боялась, что его обожание может без предупреждения смениться на что-то более скверное. Тяжело дыша, пес обнажил многоярусные, как у акулы, зубы, и, как и следовало ожидать, когда она сделала шаг, он как бы наскочил на нее и игриво щелкнул зубами, прихватив волочащиеся края джинсов.

— Нет! — сказала она более твердо.

— Кипер! — крикнул кто-то. — Эй! Кипер!

Появился мальчик не поддающегося определению голенастого возраста от двенадцати до пятнадцати лет.

— Извините, — сказал он, хрипловато от смущения. — Чужие ему не часто попадаются. Извините. Кипер!

Он пришел по дорожке, которую она не заметила — совсем в стороне под деревьями. Мальчик в чересчур больших кроссовки на слишком вытянувшихся ногах стремительно бросился с дорожки по направлению к ней. Он наклонился, пытаясь надеть на собаку ошейник с поводком, а пес теперь решил поиграть и мячиком подпрыгивал, припадая на мясистые лапы вокруг Морвенны, которая застыла как дерево в середине круга.