Вчера возили меня на Чёрную речку, где погибал Пушкин. Обелиск официален, просто отметина, можно было и кол в землю вбить, он не нужен. Я не на него смотрел, а на деревья вокруг, всё силился представить, были ли эти деревья хоть тоненькими хворостинками, видели ли… Нет, конечно не видели… Зеленый лужок слева с яркой сочной травой лежит мокрый, блестит под ногами этих чёрных деревьев. А на лужке, в этой траве, в этой воде, не убитые великим вращением времени, вечно живут атомы его крови…
«Найдите в себе смелость признаться, что вы — дурак!..»
На мебели мелом написано: «Проверено. Клопов нет!»
Увеселительная экскурсия с детьми в Ярославль на редакционном автобусе. Мальчик Алёша и девочка Уля всю дорогу спорили на очень интересную тему: есть ли среди лилипутов карлики?
— Да, я понимаю, что он — уже карлик, — говорил Алёша, — но ведь он может быть ещё карлее!..
Ярославль. Дождь. Укрылись в Спасо-Преображенском соборе. Народу очень много, тесно, и какие-то бабки-чернавки принялись было закрывать двери, за которыми ещё оставалась часть наших из «КП». Я подошёл к бабкам и, строго глядя им в глаза, сказал с укоризной:
— Разве можно во храм не пускать?
От тона моего, а, главное, от этого «во храм», бабки пришли в замешательство, двери безропотно отворили.
«Ведь когда-нибудь я умру!» От этой мысли проснулся в полной панике.
Замечательная по глубине логики беседа с абсолютно пьяным полковником:
— …А вот скажи мне, сколько в твоей жизни было у тебя зубных щёток? А? То-то! Не помнишь, а надо всё помнить! Вот ты не помнишь, а в разведку хочешь!
— Да я не хочу в разведку, с чего вы взяли?
— Нет, ты хочешь! (подмигивает)… А нам не нужны такие разведчики… Не нужны! Разведчик должен всё запоминать… Тебя я в разведку не возьму…
— Да я и сам не пойду…
— То есть как это ты «не пойдёшь»?!!..
Есть же на Земле такие удивительные люди, как Жан Анри Фабр[171]
!Майор Надсон из Ленинградского УВД (кстати, потомок модного поэта) организовал нам в белую ночь поездку на милицейском катере. Я понял, что прожил одну из самых замечательных, незабываемых ночей в своей жизни, которая навсегда уже со мной. 17.7.66 опубликовал в «КП» «Ленинградскую ночь», может быть лучшую свою работу за все годы, что я живу в газете.
Теплоход «Аю-Даг». Во всех каютах едят руками.
Одесса. Девчонка-кондуктор трамвая: «Кто ещё имеет намерение взять билет?»
«Представляешь — молчаливый, очки в золотой оправе, чисто выбритый, на ногах — ни одной мозоли!»
Знаменитый филатовский Институт глазных болезней. Самое страшное — детская комната, в которой ползают малыши с завязанными глазами. В коридоре уже дней десять сидит отец мальчика, который окончил школу с золотой медалью и готовился ехать в Киев поступать в университет. Накануне его отъезда они с друзьями устроили вечер у костра, и кто-то бросил в огонь какой-то запал (а может, не запал) от гранаты, и этому юноше вышибло глаза. Десять дней отец его сидит и всё не может понять, что глаз у сына нет, что лечить, восстанавливать нечего…
Очень хорошенькая немочка, жена какого-то генерала ГДР, кокетничала, приглашала на пляж. Легеза[172]
сказал, чтобы я не ходил, и её он тоже не пустит. Оказалось, что у этой немочки патологически сужен угол зрения, она видит только то, что непосредственно впереди неё, и, если заплывёт в море, может потерять берег.У слепых чрезвычайно обострён слух. Я сидел совершенно неподвижно в углу кабинета, но вошедшая женщина, у которой сожжены кислотой оба глаза, сразу спросила: «Здесь кто-то есть?..» Потом тихо говорит: «Доктор, милый, сделайте так, чтобы я хоть чуточку видела… У меня дочка выходит замуж, так хочется увидеть, какая она… Я ведь её помню только в четыре годика… Постарайтесь, доктор…»
Филатова[173]
погубил его любимый кот. Старенький академик, которому было уже за 80, шёл по коридору. Любимец Филатова — здоровенный котяра, завидев его, бросился к нему, сумел как-то хитро запутаться в его ногах, и повалил Владимира Петровича. Его подняли, отвезли домой, больше он в институт не вернулся и скоро умер.