Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Когда он пришел, на стол поставили ещё один прибор, но тарелка была не такая, как у всех, и вилка тоже не такая. Отчего-то сразу испортилось настроение, и он подумал: «Какого чёрта я пришёл…»

* * *

Пейзаж, который, если я не напишу, никто не напишет. «Начало дождя». Или «Первые капли».

Трепещущие под ветром берёзы. Зализанная трава, ветер показывает её изнанку, она там совсем другого цвета. Пыльное матовое небо, готовое упасть дождём. Несколько капель, больших, тяжёлых, уже упали, и те места, куда они упали — в листве берёз, в траве — почернели. Жажда природы. В красках передать предчувствие будущей свежести.

* * *

Хорошие всё люди умирают: Обручев[28], Глиэр[29]. А сволочь всякая живёт…

* * *

Констебль[30]. «Вид на что-то с каких-то холмов». Приятная штука!

Книжка 6 Июнь 1956 г. — февраль 1957 г.

Москва — Гурзуф — Москва

Инженеров из нашей лаборатории бросили на стройку в Лужники. Нам с Чудецким досталось рыть канаву для каких-то труб. Начали бойко. Через 10 минут Чудецкий сказал:

— Чёрт знает что такое! Пригнать сюда один канавокопатель, и через 5 минут всё будет кончено! А мы тут будем уродоваться 4 часа! Почему, я вас спрашиваю?

Ещё минут через 15 он добавил:

— По-моему, можно закапывать трубы и не на такую сумасшедшую глубину. Это же не клад! Сантиметров 30–40 вполне достаточно…

Не прошло и получаса, как мы сидели возле начатой канавы и, перебивая друг друга, доказывали, что трубы вообще надо тянуть над землёй, как провода.

* * *

Скорость звука в воде — 1445 метров в секунду. В разных океанах меняется в пределах плюс-минус 50 метров в секунду.

* * *

Тоска. Лежу, отвернувшись к стене, спать не могу, читать не могу, думать не могу. Слышу: мерно, чуть слышно где-то ударяют в колокол. Звук едва различимый, но откуда колокол?! Чуть слышен тонкий стеклянный звон: бэм… бэм… бэм… Очень далеко…

А потом звонок телефона, и вот я уже надеваю рубашку, повязываю галстук, костюм, ботинки, и тороплюсь, и бегу, и весь уже там… Я бегу и смеюсь, оттого что всё хорошо, оттого что это был никакой не колокол! Бабушка чистила крыжовник и бросала в фарфоровую пиалу крепкие блестящие ягоды…

* * *

Вредно сидеть, когда хочется лежать.

* * *

Из ненаписанной поэмы: «… подкрался недуг к командарму в расстрелянной тиши ночей…»

* * *

Комната студенческого общежития. Цветок в горшке привязан к движку логарифмической линейки.

* * *

— Чаще всего, — сказал Благов, — мужики врут, когда рассказывают, какой высокий пост они занимали в былые годы, и когда бахвалятся, кто сколько может выпить водки…

* * *

Составили с Чудецким письмо с предсказаниями на 1960 год, запечатали сургучом, теперь надо ждать четыре года, чтобы узнать, что сбудется.

Из 19 пунктов наших предсказаний большинство сбылось: я женился, Глеб Максимилианович Кржижановский умер, оба мы не получили квартиры, у меня новое пальто, очереди в магазинах не исчезли и т. д. — Прим. 1960 года.

* * *

Объявление в Гурзуфе: «На танцплощадке танцуют те танцы, какие есть на самом деле».

* * *

Как радостно ответить ребёнку, который машет тебе рукой из автобуса!

* * *

Море бушует. Дикий ветер рвёт на горах в клочья тёмно-серые тучи, несёт к морю, к белым брызгам крутого, как стекло, прибоя. А в маленьком домике, в тёмной комнатушке я целовал её долгими нежными поцелуями и задыхался от счастья. Над нами висела картинка: жирафы глодали деревья. Ветер, шторм, любовь, жирафы…

* * *

Страшный ветер, 9 баллов. Мы шли ночью по улице. Ветер облеплял на ней платье так, что она смущалась. В такую погоду находят подкидышей, бегут из замка с любимой, убивают из-за угла. Кипарисы нагнули острые головы к земле, словно прислушиваясь к шуму невидимого моря. Все кошки забрались в комнату.

* * *

— Ты ушёл в себя, хлопнув дверью перед самым моим носом…

* * *

Что ни говори, а всегда обидно получать меньше писем, чем пишешь сам.

* * *

Рядом с нами в Гурзуфе живёт Паша, человек на 102 кило, мастер спорта по борьбе. На голове, формой и величиной напоминающей перевёрнутое вверх дном ведро, — маленькие весёлые глазки, маленькие поломанные ушки и покосившийся нос. Иногда он мне рассказывает, с кем он боролся и каких девчонок соблазнял.

* * *

Я сплю. Вбегает Дворкин:

— Голованов! Голованов! Вставай! В четыре часа в Ялту приходит «Марсельеза»!

Я ничего не понимаю спросонья. Оказывается, «Марсельеза» — это французский теплоход с туристами, и Дворкин мчится в Ялту их встречать.

— Голованов! Что у тебя есть? Всё давай! Сувенирчики добудем!

Он щебечет птичье слово «сувенирчики» и мечется по комнате, хватая вещи. Я с трудом отбил бумажник, трубку, финку и авторучку. Спрашиваю у него:

— А тебе, собственно, что надо от этих французов?

— Ах, да всё равно! — Повязывает украинский галстук-ленточку и убегает.