Декабрь. Дубулты. Дом творчества писателей. Пластмассовые шарики на концах шпагата, который поднимает жалюзи, стучат на ветру. Мне хорошо оттого, что рано темнеет и поздно светает. Уже давно я не спал так сладко, покойно и долго, как здесь под чуть слышный шум не то быстрых машин на мокром асфальте, не то усталого моря. После Филиппин и Сингапура здесь, на зимнем балтийском море, я острее, чем за всю прошлую жизнь, почувствовал, что, несмотря на свою космическую малость, Земля огромна и вечна, а я — мал, и срок мой на ней недолог. И от мысли этой нисколько не грустно, потому что всё это справедливо и правильно.
Мы так страстно убеждаем всю планету в своей приверженности миру и в своей ненависти к войне и при этом, мне кажется, как бы сами собой любуемся. Но я убеждён, что войны никто не хочет. Ни один нормальный человек не может хотеть войны.
Юбилей Брежнева: ему 70 лет. В номерах телевизоров нет, а в холлах на всех этажах есть, и мы каждый день по вечерам приходим смотреть, от кого на этот раз Леонид Ильич получит «Золотую Звезду» или орден. Очевидно, составлено расписание, когда кому приезжать с орденами, так как весь этот конский цирк продолжается без малого неделю. Вот и сегодня цепляют очередную «Золотую Звезду». Стоя в проеме двери, Юло[312]
улыбается доброй улыбкой и говорит с сильным прибалтийским акцентом, ласково и напевно:— О…о, нашу ёлочку всё наряжают…
Юло — нетипичный эстонец, поскольку равнодушен к выпивке. Он рассказал мне, что у него есть повесть, в которой действие происходит в Гибралтаре, а поскольку сам я автор повести «Сувенир из Гибралтара», мы объявили себя родоначальниками гибралтарской литературы, которая до нас не существовала.
В день отъезда — единственное солнце. Серый с оранжевыми подпалинами закат. Сугробы у границы моря. Чёрный бутылочный силуэт кирхи на фоне далёкого леса.
Стержень сценария «Год 1932-й» — почтовые марки. В них то, чем тогда жила страна: дирижаблестроение, юбилей Максима Горького, 15 лет Октября, Днепрогэс, Магнитка и даже первая Всесоюзная филателистическая выставка в Москве. Еду с телевизионщиками в Харьков на завод, где делают фотоаппараты ФЭД. Я и не знал, что это расшифровывается как «Феликс Эдмундович Дзержинский».
Харьков показался мне одним из самых унылых городов Советского Союза. Его фотопортрет не в фокусе, всё размыто и приблизительно. Гигантская площадь в окружении совершенно чуждой мне архитектуры, долженствующая восхищать своим размахом, на самом деле пугает.
Механический завод им. Дзержинского вырос из макаренковской коммуны им. Дзержинского. Вера Гавриловна Немчина, коммунарка 1930-х гг., рассказывала:
— К нам часто в коммуну приезжали различные делегации, часто бывали иностранцы. Одна француженка, помню, очень возмущалась, что комнаты мальчиков и девочек рядом, на одном этаже. А Макаренко[313]
так говорил о половом воспитании: «Я вижу в них людей, а не обезьян. Кто хочет согрешить, тот может и на дереве это сделать…»Очень откровенная беседа с заместителем заведующего сельхозотделом ЦК КПСС Юрием Васильевичем Седых в ЦДЛ 20 января 1977 г.:
Дух соревнования по созданию агроживотноводческих комплексов дутый, он не помогает, а мешает делу.
В 1957 г. было принято постановление об ограничении и ликвидации приусадебных участков, рабочих огородов и т. п. Оно нанесло неслыханный удар по нашему сельскому хозяйству.
41 % колхозов и совхозов не имеют собственных свиноматок. Там люди превращаются в потребителей продуктов, которые должны кормить города. 71 % колхозов и совхозов не могут сами себя снабжать птицей и яйцами. В кормах животных не хватает до 16 % белков.
111 институтов занимаются селекцией зерновых культур, а половину всего зернового клина занимают сорта, которые родились в четырех институтах. И, тем не менее, на один рубль вошедших в практику научных работ прибыль составляет 7 руб. 26 коп.
Из села бежит молодежь. 70 % девушек и 53 % юношей имеют законченное среднее образование, 23 % девушек уже имеют сельхозпрофессию. Люди сегодня уезжают из села не из-за отсутствия дворцов культуры, а из-за плохих условий работы (холодные гаражи, сезонная занятость и т. п.). 71 % людей уезжают из деревень с населением меньше 200 человек. В последние годы разница между отсталыми и передовыми колхозами не сокращается, а увеличивается. Каждый второй совхоз по данным 1976 г. — убыточный. Считается нормой пересеивать каждый год по 4–5 млн. га.
В Карелию мы отправились втроем: фотокор Тимофей Баженов, Игорь Смирнов[314]
. В зверосовхозе «Куйтежский» нам с Игорем удалось без особых трудов разыграть Баженова. Себестоимость шкурки норки 36 руб. Государство платит зверосовхозу 47 руб. Заметив подходившего к нам Тимофея, мы с Игорем затеяли такой разговор:Игорь:
…Но ведь нигде дешевле мы не купим! Зато какой подарок нашим жёнам!..Я:
Покупать 2–3 шкурки глупо, надо покупать 10–15…Игорь:
И то верно… Но почему норка стоит так дёшево? Наверняка это какие-нибудь бракованные шкурки…