Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Осенью 1976 г. бюро молодёжного туризма «Спутник», которое осталось очень довольно тем, как я руководил молодыми журналистами в Германии в 1975 г., предложило мне стать руководителем ещё одной группы, вылетающей в Малайзию, Сингапур и на Филиппины. Путёвка в столь экзотические страны стоила дорого, поэтому группа состояла из не столь уж и молодых жителей Тюмени, Нефтеюганска, Нижневартовска; Сургута; Надыма; Салехарда; т. е. из жителей Севера; которые, как известно, зарабатывают больше, чем жители Юга. Сам я поначалу отказался, а когда узнал, что руководитель поедет «на халяву», разумеется, сразу согласился. В группе было 24 человека: партийные и комсомольские работники, ИТРовцы в довольно высоких чинах, нефтяники, студенты, народ пёстрый — от студента Феди Фомина, до главного архитектора Тюмени Юры Таврикова. Кто был из КГБ, я так и не догадался, но были наверняка. Может быть, я не догадался потому, что их было много?

Аэропорт Карачи. Глубокая темень. Высвечены зелёные хвосты самолётов с белыми буквами PIA. Какие-то люди в белом, похожие на монахов. Но рядом ребёнок, тоже в белом. «У них трусов нет, я выяснил», — говорит мне один из наших ребят. «Аэропорт гарантирует бутылочку прохладительного напитка на время заправки самолета». Светает быстро и бурно, когда мы улетаем из Пакистана.

* * *

На подлёте к Куала-Лумпуру очень красивые зеленые островки. Облачно. Душно. Нас встретили двое русских из посольства, традиционно глубоко опечаленные тем, что дела неотложные не позволяют им принять нас, развлечь и угостить должным образом. Как это знакомо! Во всех странах одинаково! Маленький китаец Рой — представитель компании «Malaysian itinerary» посадил нас в большой прохладный автобус и мы поехали в город. До центра 14 миль. За окнами дождь. Вид столицы неряшливый и грязноватый. Холл отеля «Malaya» тесненький, тёмненький. Я живу на третьем этаже, один в двухместном номере. В шкафу, когда открываешь дверцы, загорается лампочка. Вместо графина — термос. Всё вроде бы в норме, но, если приглядеться, всё бедноватенькое: несвежие обои в пятнах, потёртый ковёр. Шторы и обои зелёные, а ковёр синий.

Гулял один по городу. Много каких-то грязненьких забегаловок. «У нас самый чистый чай!», а в этой дыре не то что пить, присесть страшно. Продают странные, неведомые мне фрукты. Один похож на пять сросшихся боками маленьких бананчиков. Другой — не то яблоко, не то помидор густо-вишнёвого цвета. Набрел на ночной китайский базар, занимающий всю улицу: обувь, брюки, кофточки, бюстгальтеры лежат, как черепица, игрушки, парфюм, бижу. Пока гулял, встретил только четырех белых. Есть очень хорошенькие китаяночки. Станочки для выжимания сока из сахарного тростника с валками, похожими на те, что стоят у нас на стиральных машинах. Продают в полиэтиленовых мешочках какие-то напитки невероятно яркого ядовитого цвета; орехи; огромные, как наша копчёная колбаса, сладкие тянучки. Всё это надо положить на громкие голоса, отчаянные крики зазывал и мальчишек-продавцов газет, вопли магнитофонов (у развалов с кассетами) — это и будет ночной базар в Куала-Лумпуре, что в переводе означает «Встреча грязи»: две шоколадного цвета речки сливаются в центре города.

* * *

Обед (или ужин?) в отеле европейский: супчик с одинокими вермишелинками, хороший бифштекс с картошкой, помидорами и зеленым горошком, мороженое. За 24 человека заплатили 156 долл. США — меньше 3 долл, на брата. Один доллар США равен 2,4 малазийских доллара.

* * *

Как выясняется, Малайзия славится каучуком, материей «батик» и оловянной посудой. В недрах этой небольшой страны бездна олова. Рудники существуют более двух тысяч лет. Олово нужно для производства белой жести консервных банок. А сколько этих банок живёт на Земле — уму непостижимо! Ферсман[319] писал: «После того как консервы человеком используются, банки выбрасываются. Человек, с одной стороны, совершает огромную работу по разведке и добыче олова, а с другой — распыляет его, разбрасывая жестяную тару». Так было и сейчас так. А что делать? Не знаю…

* * *