Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Ни в день гибели, ни накануне Фадеев не был пьян. Официальное сообщение о том, что самоубийство вызвано алкоголизмом не соответствует истине. У Фадеева были запои, он был алкоголиком, но это едва ли даже третьестепенная причина. По мнению Ивановой, Фадеев в последние годы беспрестанно судил себя, и самоубийство его явилось лишь исполнением приговора, который он сам себе вынес.

* * *

До нынешней переделкинской осени мне, человеку городскому, никогда не доводилось наблюдать на природе наступление зимы. Осень заканчивалась для меня последними, темно остекленелыми по краям от мороза опятами. А там уж сугробы, январская лыжня. Перехода я не видел. Не знал, как в ноябре среди зелёной, но уже какой-то измученной, усталой, свалявшейся в мокрые космы травы лежат аккуратные островки снега, отчего трава кажется ещё зеленее. Припорошенные белым кусты стоят в какой-то особой живой неподвижности, как спящие лошади. Не видел, как расстаются деревья с последними листьями. Ведь некоторые очень долго стоят совсем целёхонькими в окружении других, обнажённых, а потом враз, в одну ночь сразу облетают. В ноябре дует какой-то особый ветер, который и шумит совсем не так, как шумят ветра весны и лета. В нём может вдруг прозвучать короткая летняя нота, но именно осенний ветер — совершеннейшее музыкальное творение природы.

Волшебные сумерки ноября, когда снег на земле светится словно изнутри густым синим светом, словно впитывая в себя угасающие краски неба. Это свечение длится совсем немного, минуты, а потом стремительно темнеет, как в театре, когда осветитель плавно двигает ручку реостата.

* * *

Мерзость политической карты мира, на которой живые леса, луга, реки, горы, вся прекрасная и непрерывная земная природа искромсана и залита пятнами разноцветной краски. Эта карта — нищенское лоскутное одеяло, укрывающее нищету человеческого духа. Сколько раз я пересекал границы и никогда не видел, чтобы у рек были берега разного цвета! А главное, карта эта бесконечно перекраивается, перекрашивается, о чём, слава Богу, ни реки, ни птицы в небе не имеют никакого понятия.

* * *

10 декабря начал писать «Ковчег»[465].

* * *

Хавьер Кабрера. Живёт в городе Ика в Перу. Кто-то подарил ему камень с изображением рыбки. Он заинтересовался и начал покупать другие камни с разными рисунками. Есть якобы камни, на которых изображены люди, пасущие стада динозавров, карты с очертаниями континентов, рисунки операций по пересадке органов, вплоть до пересадок мозга, полёты на каких-то аппаратах, небесные созвездия. Он опять говорит о пришельцах, опять утверждает, что Наска — космический порт. Утверждает, что в Колумбии, в Бокероне (штат Толима) в апреле 1971 г. колумбийский антрополог Омера Энао Марин из университета города Киндиа нашёл 20-метровый скелет игуанодона, а рядом — человеческий череп. Это всё ещё надо проверять. Не знаю я в Колумбии такого города, да ещё с университетом. Есть такой город в Гвинее, но ведь это Африка!

Можно допустить, что какие-то ящеры дожили до времени появления человека (который умел уже искусно рисовать их на камнях!), но причём здесь пришельцы? Впрочем, камням с динозаврами я тоже не верю. Уже нашёлся художник, который признался, что рисовал их по заказу.

* * *

Фильм «Взлёт» талантливого Саввы Кулиша о Циолковском (его играет Женя Евтушенко) мне не понравился. Циолковский в фильме очень много говорит, что уже неправда, поскольку Циолковский, как все глухие люди, говорил очень мало. Его монолог о полуобразованности звучит фальшиво, равно как и спор с сыном о бесконечности жизни и энтропии. Обыск. Хорошо, пусть обыск. Но это не обыск, а погром. Как же Савва, которого я знаю, как человека тонко чувствующего, не может понять, что если Циолковский думает о перелётах на другие миры в то время, когда его дочь арестовывают, он не только не усложняет образ, а, если подумать, делает его примитивнее.

Книжка 86 17 октября — 15 ноября 1979 г.

Париж — Амбуаз — Париж

Едем с Наташей[466] в Париж. Приглашение нам прислал Кирилл Небург. Но жить у него негде. Договорился с Сабовыми, что остановимся у них. А потом можно переехать и пожить к Кривопаловым. Едем на поезде. Так интереснее. Небывалая, за всю мою жизнь никогда невиданная, золотая осень. Польша. Зелёные ели, красные клены, бронзовые дубы и золотые берёзы.

* * *

Маленькая негритяночка гостит в нашем купе. Головка расчесана на квадратики и из каждого вьётся косичка, туго затянутая чёрной ниткой.

* * *

Молоденький таможенник — выпускник московского иняза. Рассказывал мне о контрабанде. Его главная головная боль — запрещённая литература. Особенно его волнуют Солженицын и Оруэлл[467].

* * *

Коровы в Бельгии лежат на лугах. Наши не лежат, некогда им лежать, они всегда голодные. Овцы такие толстые, как будто их трубочкой сзади надули.

* * *

Аахен. Маленькие радиопереговорные аппаратики у железнодорожных рабочих, которые формируют составы. Есть ли у наших такие?

А на обочине железной дороги совсем другой мусор, заграничный мусор.

* * *