Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Вечером Миша предложил нам сходить в кафе «голубых», где случаются маленькие шоу. К нашей тройке примкнул ещё Толя Ладур. Всё происходило на первом этаже длинного многоэтажного жилого дома (в Москве такие дома называют «китайской стеной»). Зал 100–120 квадратных метров. Посередине возвышение, «плешка», на которой танцуют, вспыхивают лампы с разноцветными светофильтрами, вертятся зеркальные шары, свет рябой. Сидели на длинных кожаных диванах за столиками. Я заказал джин с тоником, но принесли почему-то водку с лимонным соком. Танцы беспрерывно, никаких пауз нет. Основной контингент — парни лет 18–20, белые, коричневые, несколько чёрных. Нас предупредили, что за женщину тут легко принять мужчину и даже показали одну такую особу с длинными светлыми волосами и вроде бы даже с грудью, но, по уверениям Миши, это был парень. В полумраке существо это разглядеть было трудно, но для женщины лицо было действительно грубоватым. Однако, мне кажется, несколько доподлинных девчонок здесь всё-таки было. К нам решительно никакого интереса никто не проявлял. Мы были просто зеваками, которые заплатили по 400 крузейро[555] за это шоу.

Внимательно разглядывал всю компанию. Выделялись явные пары, намечались ссоры ревности, я нутром чувствовал, что идёт какая-то непонятная нам, скрытная для нас, потаённая любовная жизнь. Здесь не было накрашенных педиков, которых я в изобилии встречал в Париже. Одежда подчёркнуто мужская, дешёвая, без претензий. Парни эти ничем не отличались от обычных парней, и оттого было ещё страшнее.

Шоу складывалось из двух мероприятий. Сначала здоровенный детина в женской одежде, туфлях на высоких каблуках и в парике, но с открытой волосатой грудью, пел под фонограмму женским голосом. Потом шестеро парней (один, совсем юный, лет 15, приехал, по его словам, из Канады), кривляясь и извиваясь начали раздеваться. Кто-то оставался в трусиках и носках, кто-то — до полного неглиже. Тем, кто в трусиках, свистели, тем, кто демонстрировал «мужской половой х…», аплодировали. Это скучно, и я всё никак не мог взять в толк, почему всё это так возбуждает «голубых». Потом детина-певица с волосатой грудью объявила победителей этого стриптиза. Потом детина снова пела, и снова танцевали. Так они будут гулять до утра и, по словам гида Миши, прямо отсюда пойдут на работу. К часу мы были уже в отеле.

* * *

Гуляли с Куравлёвым по городу, разглядывали ансамбли Нимейера[556]. Архитектура Бразилиа монументальна, а потому на всех снимках и в кино выглядит более солидной, чем есть на самом деле. Монументальность скрадывает истинные размеры на фото и в кино.

* * *

Разговоры с бразильцами об их столице. Они признают, что город построен только по воле президента Бразилии Жуселину Кубичека, который объявил в 1950-х гг. Международный конкурс. Было представлено 28 проектов. Среди них несколько листков с набросками пером, которые жюри поначалу вообще не хотело рассматривать, настолько небрежно они были выполнены. Их автором оказался старейший бразильский архитектор Лусиу Коста. Он и создал генеральный план будущей столицы, а Нимейер спроектировал центральные ансамбли. В 1960 гг. столица переехала из Рио в Бразилиа. В Бразилиа есть что-то противоестественное: родился сразу не грудной малыш, а взрослый человек. Город должен вызревать, расти столетия, как дерево. Бразильцы говорят:

— А Петербург? Разве это не пример волевого решения? А Белу-Оризонти? Тоже выстроен на пустом месте…

Я им возражаю:

— Белу-Оризонти — центр богатейшего железнорудного района, Петербург основан как крепость и морской порт. Они были не просто нужны, но необходимы. Сдвигать их на несколько десятков-сотен километров южнее или севернее нелепо. Место Бразилиа выбрано произвольно, лишь с учетом ландшафта. Здесь, кроме волевого решения, нет никакой экономической подкладки. Я не говорю, что эта затея провалилась, но Бразилиа долго ещё будет «искусственным» городом. Город-резиденция, скопище министерств и посольств, какие силы могут заставить такой город расти и развиваться?..

Потом уже подумал: «Этот фантастический город можно изучать и ценить, но любить — едва ли…»

Так выглядит центр столицы Бразилии.

* * *

Вечер в нашем посольстве. Я тоже выступал, рассказывал о космонавтике. В зале приёмов — гигантская безвкусная и топорно сделанная чеканка Зураба Церетели. Как ему не стыдно столь откровенно халтурить?!

В марте этого года от сердечного приступа умер посол. Говорят, накануне в саду очень кричал броненосец. Это — к беде.

* * *