Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Ночь. Вся площадь Гарибальди запружена толпой условно делимой многочисленными ансамблями музыкантов. 3–5–10 мариачис (так называют музыкантов), стоя буквально в двух шагах от другой такой же группы, исполняют песни и мелодии. Они совершенно не мешают друг другу. Что это: акустическая или психологическая звукоизбирательность? Слушатели заказывают музыку. Заказывали двое каких-то очень пьяных друзей. Заказывала жарко, неразделимо обнявшаяся влюблённая парочка. Заказывала большая семья в окружении разновозрастных детей. Кто хочет, тот и заказывает. По периметру площади у стен домов стоят проститутки. Совсем старые, с безнадёжными глазами, и юные девчушки, смущённо переговаривающиеся и фыркающие, очень похожие на наших старшеклассниц, которые впервые пришли на танцплощадку. За пюпитром сидит человек, который с величайшей ловкостью и быстротой плетёт из серебряной проволоки разные вензеля и памятные буквы. Заказчиков у него нет. Зашёл в туалет в одну из харчевен. Мне навстречу за ноги волокли человека с простреленной головой. За ним тянулся узенький кровавый след…

* * *

Ни радио, ни многоканальное ТВ не только не сокрушило, но даже не пошатнуло популярности мариачисов. В огромных сомбреро, в чёрных костюмах с множеством крупных серебряных пуговиц, они не казались мне «ряжеными» из наших народных хоров. И снова почувствовал я, как и на пирамидах, это растворение народной толпы, но не в истории, а в искусстве.

Да, конечно, мне нравится прекрасная татарка — Рашидова жена Ира, но мексиканцы мне ещё больше нравятся.

* * *

Ролан прочёл нам с Лёнькой целую лекцию о русских народных сказках. Он их прекрасно знает и очень любит. В Москве у него целая библиотека сказок всего мира. Слушать его очень интересно, рассказчик он блестящий.

* * *

Коррида в Мехико.

Арена просторная, чистая. Трибуны высокие, крутые. Заявлены 6 тореро. Понял, что коррида — это не для меня. Я знал, что это народный праздник, жестокая игра, которая демонстрирует торжество человеческой отваги и ловкости над грубой силой. Я понимал даже, что жестокость эта объясняется давно сложившимися, сложными отношениями между испанцами и смертью. Я понимал, что бык иногда может победить тореро, редко, но бывает. В одной из схваток один тореро дразнил быка, стоя на коленях, и был в конце концов сбит, опрокинут на спину, бык промчался над ним, как электричка, не задел просто чудом. Но дело-то вовсе не в том, «кто кого». Хемингуэй писал, что нет одинаковых быков, что у каждого свой норов. Наверное, так. Но коррида бессмысленна именно благодаря одинаковости поведения быка. Вот его выпустили на арену. Он раздражён и очень энергичен, фыркает, носится. Потом его начинают дразнить матадоры. Он упорно кидается на красную тряпку, хотя ещё не опьянён злобой, не обескровлен, находится в полном уме и здравой памяти. Но сообразить, что причина всех его бед не тряпка, а человек, он не может. Сначала быков было жалко, потом я их стал презирать. Когда появлялись пикадоры на лошадях закутанных в доспехи, как хоккейные вратари, быки, вместо того, чтобы разбежаться и сбить с ног лошадь и своего мучителя на ней, тупо старались прободать живот лошади, защищённый доспехами. Вывод: бык чересчур глуп, чтобы сделать корриду по-настоящему интересной.

Разве что умирают быки по-разному. Один повалился на колени, помотал сопливой и кровавой мордой и повалился. Другой никак не отреагировал на удар в холку, воткнули другую мулету, но и тут бык не повалился. Его заставляли быстро кружиться на одном месте, тут и у здорового голова закружится. Он умирал очень трудно и долго, но именно умирал, а не боролся за жизнь, и не придумал, как бы хоть напоследок наказать своих мучителей.

Зрители корриды изумили меня своим удивительном спокойствием. Шуму и криков меньше, чем на самом заштатном нашем футбольном матче. На корриду приходят семьями, даже с детьми.

Итог поединка боксёров предугадать невозможно. Коррида угнетает заданностью, предопределённостью, повторяемостью всех боёв: с арены быку хода нет, его отсюда рано или поздно, но непременно поволокут вперед ногами. Тот же Хемингуэй писал о последовательности действия, которое ведёт к «предначертанной развязке». Как же это может увлекать? Коррида — это скучно!

А может быть, я не прав? Ведь коррида существует многие века, а я видел только одну корриду. Может быть, мне просто не повезло? Надо бы извиниться на всякий случай за свои торопливые наблюдения. Перед зрителями. Перед тореро. Перед быками.

* * *

Акапулько — город контрастов. На одном его полюсе живут богатые люди, на другом — очень богатые — люди. Наш отель «Ритц» стоит практически на пляже. Я решил во что бы то ни стало слетать на парашюте, который Транспортирует катер. Билет стоит 200 песо[550]. Это было замечательно! Я представил себя птицей и понял, что птицей быть лучше, чем человеком! Рассказал, как это здорово, и после меня полетел Толя[551], а за ним — Ролан[552].

* * *