Зами: как по-новому писать мое имя. Биомифография

В передней комнате были камин и главная входная дверь в квартиру. В центральной комнате, размером поменьше и без окон, места хватало лишь для двуспальной кровати и узенького комода. Оттуда дверь вела в кухню, где стояли раковина, плита, холодильник и ванна. Еще одна дверь, заколоченная, выходила в коридор. Такая квартира называлась сквозной. Во всём этом здании с шестью квартирами – по две на этаж – не было горячей воды. Туалеты размещались в коридорах, по одному на этаж, и их делили две квартиры. Мы с соседом Ральфом повесили на свою уборную навесной замок, чтобы бродяги с Бауэри не наведывались туда по нужде.

Я отдраила квартиру как только могла, не понимая, как предыдущему владельцу удалось довести ее до такого состояния. Где получилось, оттерла грязь, где не получилось – решила не обращать на нее внимания. Кухня была самой жуткой, поэтому я сосредоточилась на том, чтобы как можно лучше обустроить остальные две комнаты.

Я привезла туда свой книжный шкаф, свои книжки и пластинки, гитару и переносную печатную машинку – казалось, вещей у меня стало довольно много, даже небольшой электрический обогреватель имелся.

Самыми крупными покупками стали пружинный матрас и кровать на распродаже, а также две пухлые перьевые подушки. Белье и наволочки у меня имелись, еще с Брайтон-Бич. На улице Орчард я приобрела еще одно шерстяное одеяло. Ярко-красное с белым, с индийским узором, теплое и мохнатое, оно словно согревало холодную темную спальню.

Я редко могла заставить себя пойти на кухню, разве только чтобы воды вскипятить. В основном она служила помещением с холодильником, где я хранила скромный запас той еды, которую не приносила домой готовой. Помню, как в один субботний вечер сделала рагу из куриных ног для Джин и Альфа. По своим стандартам я стала очень худой.

Когда наступило лето, Меченые заявились на Спринг-стрит все вместе, скребли и мыли всё подряд. С тех пор я стала готовить чаще.

Я отодрала штукатурку по всему периметру стены и над камином и ошкурила старый кирпич, пока он не стал ярким, гладким и ровным. Гитару Дженни повесила над камином, немного по диагонали.

Лето накинулось на наш крошечный дом с остервенением, и два окна в квартире не особо помогали. Я приучала себя расслабляться и наслаждаться жарой вместо того, чтобы с ней бороться, раскрывать свои поры, впускать жар внутрь, а потом источать его наружу.

Обычно в три ночи я сидела в трусах и майке на карточном столике в гостиной и печатала, а пот стекал по грудной клетке и между грудями. Птички умерли. Убивший их кот сбежал. Но я, когда писала, чувствовала, что действительно живу.

Я никогда не перечитывала свои тексты. Странные стихи о смерти, разрушении и глубоком отчаянии. На встречах журнала «Гарлемский писательский ежеквартальник» я читала лишь старые стихи школьных дней, написанные за год до того.

Я пришла из долины
Смеясь во всю черноту
Вверх меж гор поднялась я
Рыдая, холодной
Стесненной липкими душами мертвых людей
Потрясенная
Гулом потраченных впустую минут
Нерожденных лет…………..
……………………….
Я была историей людей-фантомов
Я была надеждой непрожитых жизней
Я была побочной мыслью пустоты космоса
И пространства в пустых хлебных корзинах
Я была рукой, протянутой к солнцу
Сгоревшая дотла в поисках облегчения….
………………………
И на дереве скорби повесили меня
Потерянные чувства злых людей
Повесили меня, забыв как долго
Я умирала
Как бессмертно стояла
Забывая как легко
Я смогу снова
Восстать

20 апреля 1952 года

17

В том году, когда я узнала, что завалила на летней школе немецкий и тригонометрию, мне и в голову не пришло: причина в том, что я все лето пронянчилась с девочками из Меченых в своей крошечной квартирке.

Мне и в голову не пришло: причина в том, что каждый вечер, приходя домой с работы, вместо того, чтобы сделать домашнее задание на следующий день, я угощала всех кофе, приправленным коричными кубиками льда с сухим молоком и таблетками декседрина. Все мы были бедными и голодными. Сидели на полу в маленькой гостиной с неразожженным камином и открытыми настежь окнами, пытались перехватить свежего воздуха, растянувшись на матрасах, раскиданных по спальне. Наши тела прикрывали только нейлоновые нижние юбки, натянутые на грудь, иногда перевязанные лентой вокруг талии.

Себе я объяснила, что завалила летнюю школу, что просто не могла выучить немецкий. Некоторые могут, решила я, некоторые – нет; вот и я не могу.