В то время Ларош и женился на одной из дочерей фабриканта; в Женеве обзавелся прилавком товаров из Индии, такой магазинчик в любой момент легко заложить в банке и превратить шали, медные чаши и муслин в золотые монеты. У невесты скулы были свежего розового цвета, выпуклые голубые глазки и фрегат на маленькой голове. Завернувшись в индийские шали из магазинчика, она царствовала в женевской сумеречной квартире; дно ее ночного горшка из нионского фарфора украшала россыпь васильков. Потом им пользовалась мадам Луи, жена ее старшего сына. Девятнадцатый век подарил деревне сельскохозяйственные машины: косилки, сеноворошилки, механические грабли с сиденьями, проплывающими высоко над травой; и заменил нионские васильки на дне горшков открытым очком; Адольф своим очень гордился. На берегу Арва розовели ветви раскидистой липы и ольховых деревьев, и даже садовая метла, прислоненная к двери дома, вспоминала свою весну и расцветала розой. Когда Адольф, грустный, как клоун после представления, съел тартинки, Элиза распахнула окно столовой, она со вчерашнего дня оставила для мужа пенки апельсинового варенья. Адольф, провожая директора до двери, незаметно передразнивал его утиную походку; правый глаз мэтра почти полностью закрывало бельмо с небольшими наростами; Адольф щурил глаз и зажимал между щекой и бровью ластик в форме мышки; но тут вошла дама. «Тсс», — он в развалку направился к приемному окошку, облокотился на него одной рукой, другую упер в бок, принял позу мсье Альфреда Джингля{54}
и спросил у клиентки, чего она желает. Это была мадам Луи, которая пришла продать ценные бумаги. Шано стоял на пороге виллы с витражами, у входа в вестибюль, где качалась от первого в году жорана — озерные ветра просыпались по очереди — лампа-фонарь с абажуром под кованое железо, с трудом соединяя грязные ладошки коротких рук, чтобы возблагодарить Бога. «Вы уходите, Эмиль? вы сегодня уходите», — кричала из кухни Элиза, любовно натиравшая свои чайники; недавно у бледного прозрачного антиквара, в тайне занимавшегося поисками вечного двигателя, она обнаружила новый экземпляр, закопченный и дырявый. Антиквар жил в центре старого города в квартире, которая на самом деле являлась поперечным пролетом огромного дома, три смежные комнаты выходили на узкий дворик, обнесенный ржавой железной сеткой высотой по пояс, а с противоположной стороны — два окна благородной формы — прямо на площадь Отель-де-Виль; в четырех углах, возвышаясь над кучей военных доспехов, знамен, кресел, тарелок с васильками и деревянных раскрашенных ангелов, на бочонках стояли четыре урны из посеревшего дерева.— Вон тот чайник из Вале, сколько? Мне нужен подарок на свадьбу, моя племянница выходит замуж; уезжает в Германию. Двадцать франков? дороговато.
— Возьмите за пятнадцать, — предложил почти уже растаявший антиквар с прозрачным лицом и в черном платье, просвечивающемся от долгой носки.