Замки детства

Улыбнувшись, она пожала плечами. Легонько кивнула на Лизель, пытаясь объяснить, что, заговорила о себе, чтобы выручить ее, показать, что старость всех коснулась, и дома, и кресла Розали, — роза, вырезанная на его спинке, потеряла лепесток, — и Элизы, постаревшей очень своеобразно, на лбу у нее выросли шишки, а на лицо легли резкие тени; с возрастом приобретается столько особых примет: там кожа желтая, тут — в красных прожилках, волосы темные, желтовато-серые, белые, шея, расчерчена сеткой морщин. «Я, — заявила старая Анженеза, — великолепно готовлю; так, что пальчики оближешь». Как-то раз она испекла гречневые лепешки для Маргаритиного жениха и на следующий день не могла встать с постели. Как все устроится теперь, когда Маргарита, наряженная как на праздник барселоннет{57}, исчезнет в объятиях мужа? А Поль, давно уже от него нет вестей! Придется сдать фермерский сад, а себе оставить участок около парников, у квадратного колодца, наполненного зеленой водой и казавшегося детям бездонным, когда солнце поворачивалось, на его нагретый мягкими закатными лучами край, так приятно присесть; колодец находился у подножья высокой стены, на нее облокотились дамы в шляпах, в мягких парусиновых туфлях без каблука, под маленькими зонтиками, они пришли на край террасы и теперь томно любовались пейзажем.

VI.

Вдруг крик, Альфонс в узких черных бархатных брюках и приталенном мундирчике слишком сильно наклонился и падает, медленно, как мертвый; столько потом разговоров было! «Не лазай на высокую стену, дядя Адольф с нее упал», — наставляли три матери, сменявшиеся каждые двадцать или двадцать пять лет и подметавшие сухие листья красно-коричневыми прямыми подолами или воланами шелковых юбок. Маргарита тоже подошла к высокой стене. Белый атласный бант, закрепленный внутри тонкой проволочкой, дрожал, но прочно держался на темных кудрях, уложенных полукругом с помощью валика из конского волоса. Очевидно, Галсвинте удастся сохранить лишь немногим больше двенадцати соток, маленькое картофельное поле, парники с редиской и салатом и грядки рассады. В нынешнем году уродится инжир под высокой стеной, откуда столько раз в разговорах и снах падал дядя Альфонс, покинув полуют, господ с рыжими бакенбардами и дам под крошечными зонтиками, они направляли в сторону заходящего солнца корабль «Неукротимый», только казавшийся неподвижным, а на самом деле, плывший на предельной скорости в небе Марса и Сатурна. Старая Анженеза провожала возлюбленную, дорогую подругу, немку из церковного прихода, светловолосую, непричесанную, ту, что заменила «мою невесту, мадмуазель де Тьенн», и они еще долго прогуливались под церковью, обнявшись, как две школьницы, грызущие кусочек затвердевшего нийона.

«Смотрите! какая красивая машина! — восхитилась одна, подойдя к высокой отвесной стене, поддерживавшей террасу перед церковью, — Это владельцев бельевой фабрики, тех, что купили Коттен, Вы знаете, они, наверняка, будут устраивать праздники, сейчас замок штукатурят и оборудуют ванную. Девочка там в голубом чепце и мадам, необыкновенной красоты!..»