Замки на их костях

– В некоторых случаях все даже хуже, – бормочет Виоли. Когда Софрония поднимает бровь, Виоли пожимает плечами. – Когда я работала на герцогиню Бруну, казалось, что она всегда старалась превзойти своих друзей. Если у леди Кестер появлялось новое платье, украшенное сотней бриллиантов, то у герцогини Бруны должно было появиться платье с двумя сотнями. Так же все обстояло с вечеринками, летними домами, каретами. А мужчины еще хуже. Большинство из них теряют тысячи астр за одну ночь, играя в азартные игры, а торговля лошадьми и гончими – их отдельное и очень дорогое хобби. Это то, что я заметила с тех пор, как приехала. Я и раньше слышала, что война всегда была неотъемлемой частью культуры Темарина, но полагаю, из-за того, что войны не было уже несколько десятилетий, на смену ей пришел полный упадок.

– Но это не их деньги, – мягко говорит Софрония. – И все же я не могу запросить их счета, не вызывая враждебности, – добавляет она. – Они сочтут меня иностранкой, которая вмешивается в их дела.

– Технически так и есть, – говорит Виоли, прежде чем споткнуться на слове и побледнеть. – Извините, Ваше Величество.

Софрония смеется.

– За что? Ты права. Но я бы не хотела, чтобы мои люди думали обо мне как о своем враге.

На мгновение она замолкает. Она знает, что ей нужно делать, – просто ей это не нравится.

– Не могла бы ты связаться с камердинером Леопольда и узнать, сможем ли мы найти в наших расписаниях время на пикник?

Виоли встает и поправляет платье.

– Займусь этим прямо сейчас.

Когда она уходит, Софрония бросает еще один взгляд на стопки счетов и берет следующий.

Прежде чем графики Софронии и Леопольда позволяют им устроить пикник, проходит несколько дней. Но, по крайней мере, звезды, кажется, на ее стороне, потому что погода идеальная: солнечная и яркая, но достаточно ясная, чтобы Софрония не задыхалась от тяжести своего атласного платья, на этот раз цвета ярко-синего сапфира.

Леопольд красив, Софрония не может этого не признать. Его темно-зеленый пиджак подчеркивает цвет его глаз, а бронзовые волосы в солнечном свете выглядят позолоченными.

– Ты злишься на меня, – говорит он, вырывая Софронию из ее мыслей. Он произносит эти слова тихо, хотя их стража держит подальше даже самых любопытных придворных.

Софрония смотрит на него, готовая это отрицать и сказать ему, что все в порядке, но, как только ее глаза встречаются с его, она понимает, что это будет бесполезно. Она злится на него, и, возможно, ей стоит сказать ему об этом.

– Да, – признается она, не сводя с него взгляда. – Я полагаю, что да.

Он качает головой.

– Если бы я мог начать все сначала, то сделал бы все по-другому.

Какой-то безрассудный уголок ее сердца растапливается.

– Правда?

Он кивает.

– В тот день я бы выбрал другой маршрут. Может быть, вокруг северной стороны дворца.

Тот уголок ее сердца снова темнеет.

– О, – произносит она, отворачиваясь от него и глядя на силуэт дворца. – Думаю, тогда я бы не стала злиться на тебя хотя бы потому, что была бы слишком несведуща, чтобы знать, что мне следует злиться. Ты бы предпочел, чтобы я оставалась в незнании?

Леопольд тяжело вздыхает.

– Я не это имел в виду, Софи.

– Нет? – спрашивает она. – Эти мальчики все равно были бы мертвы, не так ли? И лишь звезды знают, сколько других таких же. Исчезло бы только мое знание об этом. Может быть, еще не поздно, поговори со своим эмпиреем, спроси у него, сможешь ли ты пожелать более глупую жену.

– Ты шутишь, – говорит он ей. – Желания даже так не работают.

– Я знаю, – огрызается Софрония. – Потому что я не дура, Леопольд. Я сержусь на тебя не за то, что видела казнь. А за то, что они вообще состоялись.

– Как бы ты поступила? – спрашивает он после долгого молчания.

Софрония колеблется. Неважно, как бы поступила она. Ей не суждено надолго стать королевой, это все временно. Вскоре Темарин окажется под властью Бессемии, под властью ее матери, а Леопольд, его братья и мать будут отправлены в изгнание в какое-нибудь далекое место. Все это не имеет значения.

Но, может, и имеет. Пройдет еще несколько недель, прежде чем Темарин и Селлария вступят на войну, еще несколько месяцев до того, как эта война настолько истощит Темарин, что ее мать сможет захватить власть. И это даже без учета того, что может замышлять Евгения. Сколько людей умрет от голода и казней, а когда придет зима – от холода? Это имеет значение. И нет причин, по которым Софрония не может и выполнять приказы своей матери, и помогать темаринцам.

– Ты сказал, что уровень преступности в Темарине очень высок. Снизился ли он с тех пор, как ты ужесточил наказания?

– Это не я ужесточил наказания. Мой совет решил…

– В приказе написано твое имя, – перебивает она. – Эти казни произошли по твоему приказу. Не по приказу твоей матери или твоего совета. По твоему.

Он морщится, но не возражает.

– Нет, – отвечает он. – В последние недели уровень преступности даже вырос. Я только что узнал, что казни теперь будут проводить дважды в неделю, потому что камеры в тюрьме переполнены.

Софрония кивает.