Замочная скважина

Видимо, урок с кадыком – был весьма показателен.

– Ладно – покорно кивает мама – но.. Питер все равно будет в доме.

– Да хоть у черта на херу – рявкает – что бы он никаким образом не взаимодействовал с моими детьми без их на то желания.

– Хорошо.

Смотрит на свои часы, задрав рукав кожанки. Видимо, у папы правда какая-та встреча.

Оборачивается к нам:

– Ладно. Завтра вечером заеду за вами. Будьте готовы часам к восьми. Идет?

– Ага – отвечаем с Нейтом почти одновременно.

Он жмет Нейту руку, заключает меня в объятия. Не выпуская из них, приглушенно говорит:

– Если что-то пойдет не так, как вы хотели– сразу звони. Я приеду за вами в любое время.

Едва заметно киваю.

Он целует меня в висок:

– Люблю тебя, малышка.

– И я тебя, пап.

Отстранившись, кивает Нейту:

– До завтра, плейбой.

– Ага.

После чего, еще раз молча одарив убийственным взглядом маму с отчимом, выходит из дома.

Не могу представить, как они оба станут вести себя с нами до завтра. Жду, какой будет их реакция или первые слова после его ухода. Но едва папина машина съезжает с крыльца, мама падает на пол, словно ее ноги разом отказали:

– Боже – рыдает она, уронив лицо в ладони – господи, Питер.. Что скажут люди.

Глава 25

Нейт слегка вздрагивает, когда их мать падает на пол и, закрыв лицо руками, начинает рыдать. Первым порывом – ему даже хочется кинуться к ней, начать утешать и, быть может, даже говорить слова сожаления (хотя он не сожалеет ни об одном сказанном слове), но все это разом пропадает, когда он слышит истинную причину материнской скорби:

– Боже! Господи, Питер.. что скажут люди.

Что скажут люди.

Нейт едва подавляет вздох разочарования.

Отчасти он сейчас ненавидит свою мать. Нет, не той жгучей ненавистью, которая хранится годы и уходит с тобой в могилу. А скорей той мимолетной, которая бывает у ребенка, когда родитель забирает у него конфету. Или у взрослого, когда начальник лишает его премии.

Мимолетная, но очень острая ненависть.

Когда Гвен упала на колени, Нейт не просто ожидал – а практически надеялся, что она зарыдает о том, что лишается их обоих. Буквально как пятью минутами раньше, прилюдно уверяя его, что они самое дорогое – только теперь искренне. Не на публику, не для отца.

Но нет.

Едва ушел отец, для которого разыгрывался этот спектакль (не принесший успеха), она открыла истинную причину своей тоски.

Что подумают люди.

Как всегда.

Не ругайтесь в кафе! Что о нас подумают люди?

Не выходите на улицу лохматыми! Что о нас подумают люди?

Не опаздывайте в школу! Что о нас подумают люди?

Не пререкайтесь с нами при людях! Что они подумают?

Все зациклено только на одном. О мнении людей об их семье. Что ж, в этом, Нейт уверен, его мать преуспела. И когда вскроется правда, что они с Джи переехали к отцу из-за того, что их отчим регулярно их колотил, а мать покрывала все это – те самые люди, чьего порицания Гвен всегда так опасалась, действительно одуреют.

Они ведь и представить не смогут, что это происходило в такой семье, как их. Ведь они никогда не могли подумать о них плохо.

Гвен не давала повода.

Нейт только теперь понимает, что то, что он сделал – стоило сделать гораздо раньше. Намного раньше. И его единственная оплошность в том – что все это время он не понимал этого, зацикленный на Наре.

Он просто не обращал внимания, на все то дерьмо, что творил Питер. Нет, он конечно понимал, что то, что его мутузят за все подряд – не есть хорошо. Отчасти он это понимал хотя бы потому, что все предыдущие его тринадцать лет так никто не делал.

Не сказать, что его баловали, или их с Джи никогда не наказывали и всякие проступки спускали с рук. Нет, вовсе нет. Но их никогда не били.

Ни мать, ни отец.

Как-то раз отец наказал Нейта за то, что он совсем маленьким ударил Джи игрушкой. Но этот урок Нейт запомнил хорошо. Наверное, если бы его спросили, он бы сказал, что это было самое суровое, полученное им за все время, наказание.

Он бы не вспомнил про многочисленные порки Питера.

Но вспомнил бы про ту неделю, что ему запрещалось выходить из комнаты, без телефона и телевизора. Не потому, что это было жестоко – а потому, что действительно действенно.

И заслужено.

А побои Питера – просто жестоки. Но он не обращал на это внимания.

Все его внимание было сосредоточено на Наре. На ее вольности, необузданности, дикости. Вначале, когда он только узнал ее, как дочь Питера, его привлек сам такой образ жизни. Он верил, что раз Нара могла так жить – значит, Питер позволяет такие проделки. Значит, в этой семье достаточно свободы и Нейт тоже сможет так делать.

Поэтому первые побои он списывал на «извращенную» плату за свободу. Вернее, на аванс, так как к тому времени все еще лишь наблюдал.

Вскоре он понял, что ему не хватит яиц делать все то, что делает Нара – но нравится наблюдать. Нравится слушать ее рассказы обо всем, что она пережила. Обо всем, что попробовала. Обо всех ее приятелях, друзьях и дилерах.

А потом у них закрутилась интрижка.

И Нейту совсем отрубило мозги. Он был готов терпеть хоть ежедневные побои Питера, лишь бы быть рядом с Нарой. Жить бок о бок. Видеть ее каждый час.