– Так кто помер? – спросила тетя Рая.
– Петька, – ответила, не переставая улыбаться, Валентина.
Тетя Рая тоже остолбенела.
– Как? Когда? – повторяла тетя Рая. – Почему ты не сказала? Мы же ничего не знали! – Она смотрела на Ольгу Петровну, ища поддержки. Та тоже стояла, раскрыв рот.
– Ой, а оно вам надо? – Валентина продолжала улыбаться. – Своих проблем хватает! Он к матери поехал, в Тверскую область, там и умер. И похоронили там же.
– А от чего? Он болел? – спросила Ольга Петровна.
– А то вы не знаете, чем он болел, – ответила Валентина. – От того и помер.
– Он же был еще молодой… – не могла успокоиться тетя Рая.
– А я что, старая? Мне-то за что такая жизнь? – Валентина враз изменилась в лице. – Надоел мне до смерти. Сил никаких не было. Бил же смертным боем. Не могла я больше терпеть. Не могла. Всю жизнь его терпела, сволочугу!
– Нельзя так про покойника, – строго одернула ее тетя Рая.
– Про такого, как Петька, можно. Мне теперь все можно! – заявила Валентина. – А что? Все чисто, не прикопаешься. Заслужил он это. Заслужил. Нет на мне вины, нет! – почти кричала Валентина. – Сам довел! Как его земля носила? Он же меня метелил как грушу. Или я его, или он меня. Другого пути не было.
– Валь, ты же… его… не это… – Ольга Петровна соображала быстрее.
– А вы бы на моем месте как поступили? – вдруг тихо спросила куда-то в сторону Валентина.
Она, устав от регулярных, методичных побоев, решила свести мужа в могилу. Съездила к бабке в деревню, привезла в мешочках траву, отвары мутные в бутылках – Петька наотрез отказывался глотать таблетки и признавал только одно лечение – водкой. Валентина не спорила и подсыпала снадобья то в чай, то в суп. Мужу говорила, что от похмелья, для сердца, для здоровья. Тот ел, пил и не морщился. А тут с работы его уволили за прогулы, и Валентина стала поить его травами уже активно – на завтрак, обед и ужин. Самое смешное, что травы действительно были полезные – для сердца, от запоев. Только Валентина их смешивала и пихала все разом, так что у Петьки то сердце шалило, то давление подскакивало, то сон накрывал такой, что не выпростаешься. А Валентина смотрела на него и ждала, терпеливо, не отходя от кровати, глядя, как муж то покрывается потом, то его колотит озноб. И давала новый отвар, от которого Петьке становилось еще хуже.
– Он к матери поехал. Наверное, что-то почувствовал. До этого три года туда не ездил, – рассказывала Валентина. – Там и помер. И слава богу, что не здесь.
– Валь, ты же не специально… скажи, что не специально… – прошептала тетя Рая.
Валентина не ответила. И сразу стало понятно, что она убила бы Петьку и раньше, если бы додумалась.
– Валь, это ж такой грех на душу взяла… – сказала тетя Рая.
– Я его уже отмолила, этот грех, – отмахнулась от нее Валентина. – Столько лет с ним, козлиной, мучилась, зато теперь свободна как птица! – Валентина расставила руки и помахала для наглядности.
– И что же теперь? – спросила Ольга Петровна.
Валентина засмеялась, задорно тряхнула свежей завивкой и пошла домой.
Соседки проводили ее взглядами. Обе смотрели на Валентину другими глазами. Им было страшно.
– Она ведь даже этого не скрывает, вот что удивительно, – проговорила Ольга Петровна в пустоту.
– Холодно сегодня, – ответила тетя Рая.
Они разошлись по квартирам – каждая со своими мыслями.
На какое-то время подъезд замер в передышке. Казалось, все, что могло случиться, уже случилось. Черная полоса должна была закончиться. Затишье, шаткое спокойствие должно было рано или поздно наступить. На короткое время стало тихо и как у всех. Хотя что значит короткое время – оно, время, летело стремительно. Как будто вчера Маринка стояла у подъезда в ожидании новой жизни, и вот она опять стоит у подъезда, только с маленьким мальчиком, которого держит за руку.
Маринка привезла сына, Никитку, матери. Кто был отцом ребенка, никто не знал, даже тетя Рая. Она посмотрела на внука и чуть не умерла на месте от горя: мальчик был худой, заброшенный и неприкаянный. Смотрел под ноги и молчал.
– Мам… – начала Маринка, потом махнула рукой – мол, что с тобой разговаривать, сама все видишь, заволокла маленький чемоданчик в квартиру, быстро чмокнула Никитку в щеку, как клюнула или укусила, махнула рукой и уехала – такси она даже не отпускала. Тетя Рая, поглощенная созерцанием мальчика, внука, даже не спросила, куда Марина поехала и вернется ли…
Потом она ожила, очнулась, забегала. Опять набрала клиентов-пациентов, купила новые сапоги и носилась с утра до ночи, как лошадь, которой вожжа попала под хвост. Работала, как каторжная, похудела, только глаза горели адским пламенем. Полыхали от любви, страха и ответственности.