Замочная скважина

Он выскочил за дверь. Тетя Рая осела. Она лежала на полу в прихожей, на сквозняке, не в силах ни подняться, ни закрыть дверь.

– Господи, Райка! Ты чего? – Валентина, которая пошла выносить мусор, увидела, что дверь в квартиру соседки открыта. Бросила ведро, начала тягать тетю Раю, звонить в «Скорую».

Тетю Раю забрали в больницу.

Она не могла лежать, рвалась домой.

– Вам нельзя, – отвечал врач, – пока нельзя.

– Доктор, отпустите меня домой. Я все про свои болячки знаю. Я же медсестра. Тяжелых больных выхаживала. И с собой как-нибудь справлюсь, – уговаривала молодого, строгого, внимательного врача, тетя Рая.

– У вас диабет, – сказал врач.

– Так у меня давно диабет. Сколько лет уже! Знаю я! – подтвердила тетя Рая.

– А то, что у вас гангрена, вы тоже знаете? Что правую стопу нужно ампутировать, вы тоже знаете? – Врач кричал на тетю Раю, осознавая свое бессилие.

– Как ампутировать? Зачем? Отрезать, что ли? Зачем? – Тетя Рая не понимала, о чем говорит врач. Не верила ему. Да, нога болела, у всех ноги болят, когда набегаешься. Тоже мне, проблема. – Нет! – закричала она, рванув с руки капельницу. – Что вы меня обманываете? Какая гангрена? Мазью помажу, и пройдет!

– Тихо, успокойтесь – Врач попытался уложить тетю Раю в кровать. – Вам нельзя вставать.

– При чем тут нога? – простонала тетя Рая. – Зачем отрезать? Как я без ноги-то?..

Ногу отняли. Выдали протез, который натирал, стирая кожу до крови, до мяса.

Тетя Рая так и не поняла, что ноги нет. Она ее чувствовала, ощущала боль в ступне, привычную, знакомую. Только когда тянулась рукой, чтобы помассировать, размять, натыкалась на пустоту.

Она вернулась домой на костылях, к которым приладилась, приспособилась быстрее, чем к протезу. Зашла в квартиру и с облегчением, с радостью заметила, что Никитка дома появлялся – из шкатулки пропала ее золотая цепочка, из ее ящика в тумбочке исчезли деньги, заработанные на женщине без вен. Кровать в комнате была смята, на полу валялись грязные вещи.

Тетя Рая скакала по квартире на костылях, наводя порядок, отмывая, чистя, скобля плиту и раковину. Пришла Валентина – принесла кусок мяса и картошки. Ольга Петровна зашла тоже не с пустыми руками – молоком, хлебом, макаронами.

Посидели по-соседски – Валентина спустилась к себе и принесла бутылку водки. Выпили. Тетя Рая рассказывала, что до последнего сопротивлялась, а все равно – вернулась одноногая. Вот и ложись после этого в больницу. Она и плакала, и смеялась, и опять плакала.

Соседки рассказали, что Никитка появляется дома урывками, где ходит – неизвестно. Маринка так и не объявлялась.

– Бедный мальчик, – опять заплакала тетя Рая.

– А ты не бедная? Себя бы пожалела! – одернула ее Валентина.

– Мне недолго осталось, – ответила тетя Рая.

– Что вы такое говорите? Нельзя так! – возмутилась Ольга Петровна.

– Я знаю. Я же медработник, – сказала тетя Рая.

– Вы медсестра, а не врач, – отрезала Ольга Петровна. – А врачи вас бы домой не отпустили, если бы что-то было не так. И вообще, сейчас много новых методов, препаратов. Вы сами себя запустили! Сапожник без сапог!

– Это вы правильно сказали, сапоги мне уже не нужны, – улыбнулась тетя Рая. – Я же чувствую, Олечка Петровна, чувствую, что недолго мне осталось. Раньше, когда была нужна им, держалась, а сейчас как будто из меня воздух выпустили. Как из шарика воздушного. Нет меня. Сдулась. Вот и ухожу по частям. Одной ногой, считайте, там, на том свете. Скоро второй ступлю. Видно, боженька решил меня сначала четвертовать, а потом уже забрать.

– Господи, что вы такое говорите? Слушать вас не могу! – Ольга Петровна клокотала.

– И вправду, Рай, ну что за бред ты несешь? Не богохульствуй! – поддакнула Валентина.

Тетя Рая как будто напророчила себе судьбу. Накаркала, как говорила Валентина. Через месяц ей ампутировали вторую ногу. Отрезали и отправили домой, умирать. Когда тетя Рая была уже лежачая, Никитка вернулся домой. Бегал за хлебом, в аптеку – тихий, смирный, молчаливый. Начал ходить в школу. Даже пытался стирать и полы мыть. Убирал за бабкой судно, не морщился.

– Золотой ты мой, – плакала тетя Рая. Она все время плакала. Подушка была все время мокрая. Но она уже ничего не могла с собой поделать. Не могла встать, как прежде, не могла начать жить заново. Даже ради Никитки. Теперь она просила бога только об одном – умереть побыстрее. Чтобы он, ее внучок, не мучился от того, что старая бабка на руках. Разве она такого желала для него? Чтобы он за ней судно выносил? Нет, не нужна ему эта грязь, это зловоние. Не нужно ему знать, как пахнут болезнь и старость.