— Ой-ой, меня едва не стошнило! — не преминул вставить свои пять копеек проснувшийся, но лежащий до этого неподвижно Баян. — Сколько можно кидать друг другу томные взгляды? Пора уже ливер брать в оборот! У меня как раз где-то в заначке лежала церемониальная лента — стащил в городе.
Договорив, пони ловким движением перекатился на постели и встал на ноги.
— Эй! — воскликнула я и погрозила бессовестному кулаком. — Ты стал слишком болтливым, доиграешься. К тому же, я еще сама не поняла, что чувствую, а под венец пойду только по большой любви! Никак иначе!
— Пф-ф-ф-ф, — тряхнул головой Баян и страдальчески закатил глаза. — Ну, кого ты обманываешь? Ты-то не поняла? Да у тебя на лице все написано, непонятливая ты моя. Пойдешь-пойдешь, как миленькая, даже, может быть, побежишь.
— Вовсе нет! — фыркнула я, но продолжать спор Баян не стал. Он подошел к ближайшей тумбочке, поддел дверцу губами, засунул внутрь голову и бережно достал небольшую глиняную бутыль. Заметив очередную порцию портвейна, я возмутилась: — Ах ты, пьяница! Может, стоит уже остановиться?
— Ты что?! — возмутился Баян самым обиженным своим тоном. — Да я жив только благодаря портвейну, если бы не он, глядишь, помер бы в драконьих когтях от разрыва сердца.
— Ты же неуязвим? — ввернула шпильку я. — Или забыл?
— Одно другому не мешает, — закончил разговор пони, повернулся ко мне толстым задом и выхлебал бутыль в несколько глотков.
Час прошел слишком быстро, о темпе сборов молчу, мне не удалось не то что нанести вечерний макияж, я даже не успела толком высушить волосы. И теперь с моей неаккуратной косы, перекинутой через плечо, тихонько капала вода прямо на белоснежную салфетку на моих же коленях. Сама я сидела за столом и буравила взглядом лениво развалившегося на соседнем стуле мужчину. Тот не сводил взгляда с рыжеволосой фурии, мерившей шагами столовую раз эдак в сотый. Даория все говорила, и говорила, и говорила. Выложила как на духу всю свою подноготную, даже о драконе не ушедшем рассказала, пояснив: «Сиэлиус, я не могу врать собственной крови. Коли ты меня покараешь, так тому и быть». Баян в это время сидел под столом и тихонько ругался. Как он попал в столовую, я не имела ни малейшего понятия, главное — он не устраивал сцен и сидел тихо. Относительно тихо. То и дело фамильяр кидал восклицание, подскакивал на месте, ударялся головой о стол и снова затихал. И вот опять:
— Такой план испорчен, но Дао же такая благородная драконица! Как я мог ожидать от нее низость?!
«Бамс!»
Наконец, когда обстановка была уже накалена выше предела, я не выдержала.
— Сиэль, не молчи, пожалуйста. Скажи уже хоть что-нибудь наконец, — попросила я. Рыжая, услышав просьбу, перестала метаться и замерла, вопросительно глядя на герцога. Герцог посмотрел на нее, на меня, взял бокал со стола и звучно отхлебнул из него вина:
— Конечно, я бы не хотел портить репутацию своей амадины, — осторожно начал дракон. — Но, думаю, народ охотнее примет неловкость человеческой девушки, чем ложь уважаемой драконицы.
Даория облегченно вздохнула и бросилась с объятиями к внуку, не забывая тянуть длинные руки и ко мне, пытаясь притянуть меня к себе. Вот только я предусмотрительно немного отодвинула стул в сторону, и ничего у драконицы не вышло. К моему глубочайшему удивлению, если герцог как-то и отреагировал на новость, то не показал и тени удивления или потрясения. И все же в настроении дракона чувствовался упадок.
— Если все хорошо, то почему ты грустишь? — спросила я, едва Даория, наконец, отпустила Сиэля и уселась на соседний стул. Ответ был тщательно обдуман, но все же дан:
— Арий уже в пути, он решил не ждать полного цикла, а поспешить. Кто-то из своих доложил об огненной драконице в Бран-Даоре, у меня крайне скверное предчувствие.
— Не волнуйся на этот счет, — весело рассмеялась драконица и пригубила свой бокал с вином. — Я виновна в этом балагане, вот и найду крысу.
И почему-то я сразу же поверила ее словам — слишком уж задорно сверкнули золотом её и без того желтые глаза.
— Пожалуй, я сыта, — тихо сказала я и взглянула на дракона. Наверняка им с родственницей было что обсудить, и явно я была лишней. — Я бы хотела пойти к себе — слишком насыщенный день выдался.
— Понимаю, — фыркнула Даория и с грустью поведала: — У людей слишком слабое здоровье, лучше беречь нашу птичку.
В ответ на реплику я лишь натянуто улыбнулась, припоминая те испытания, что «сочувствующая» и «волнующаяся» заставила меня пережить.
Неведомо откуда появилась одна из Франшуз и услужливо отодвинула мой стул; намек на какое-то продолжение и общие посиделки лопнул, как мыльный пузырь. Что-то неприятно перевернулось у меня в животе, злость затопила, и было очень сложно не сорваться и не спросить что-то язвительное из разряда «Хотите от меня отделаться?» И понимала, что это будет крайне неуместно, но как же сложно примирить разум и сердце.
Когда я дошла до двери, Сиэль рассмеялся:
— Амадина, я даже отсюда слышу скрип твоих зубов. Ты ревнуешь?