Замок из золотого песка

К чему привела тебя твоя любовь к сестре? Она творила, что хотела, а ты вместо того, чтобы урезонивать ее по всей строгости, помогала ей в этом. Так вы и пришли к беде. То, что с ней случилось, даст Бог, уроком станет. И не только ей, но и тебе тоже. Со своими детьми ты такой ошибки не совершай, иначе будут они катиться по наклонной плоскости, все ниже и ниже. Разве это любовь?» – сказала монахиня, заставив меня покраснеть от смущения. Тогда меня охватило отчаяние и накрыло такое чувство вины, что я не смогла сдержать слез. «Плачь, сестра, слезы твои чистые и душу облегчат. Молись, если умеешь. Только помни, что молитва лишь тогда силу имеет, когда ты ее прочувствуешь. Каждое ее слово – от первого до последнего. Иначе это – пустая болтовня», – строго произнесла она.

Больше мы не проронили ни слова. Пришла наконец маршрутка, мы заняли места в отдалении друг от друга. Мне ехать было недалеко, я вышла первой, в дверях обернулась – монахиня меня перекрестила.

Можно было бы и забыть, но я вспоминала ее слова часто. А сейчас подумала – получается, что только дед Никодим, единственный среди нас, по-настоящему любил Ваньку, пытаясь воспитывать строго…

Я решила ехать в город сразу же после поминок. Мама весь день чувствовала себя хорошо, хотя я боялась, что она будет волноваться. Мы вернулись в дом на двух машинах, за рулем одной из них был Реутов. Что поразило меня еще на кладбище – Григорий был по-настоящему огорчен смертью деда Никодима. Он даже в какой-то момент прослезился, правда, кроме меня это вряд ли кто-нибудь заметил.

Когда мы возвращались на стоянку, я не удержалась от вопроса – что ему какой-то чужой дед, раз он так переживает его смерть? «Отца своего вспомнил, Марья. У нас с ним тоже при его жизни отношения не заладились. А потом, вот так же – на кладбище, вдруг меня накрыло: что же я, такой недоумок, старика своим превосходством унижал? Вот, мол, ты – неуч, а у меня два высших… Да он с оконченной на трояки восьмилеткой знал и понимал больше, чем я, «академик». И самое главное понимал – любить нужно близких, а не поучениями долбить. Подсказать, ладно, но не казнить. И еще до меня дошло, как маме больно и обидно было выслушивать мои претензии к отцу. Любили они друг друга и берегли. И переживали оба за меня, единственного сына. А я их – неучи… И ничего не исправить, Марьяша, ничего…» – вновь чуть не расплакался Григорий. Я даже остановилась на миг от такого его признания. С этой минуты стали мы ближе, что ли, посмотрев друг другу в глаза. Кивнули синхронно, мол, понятно все… И пошли дальше к выходу с кладбища.

Я ехала на переднем сиденье рядом с ним. Когда вылезала, тихонько сжала его запястье…

Уложив вещи в сумку, я вызвала такси.

До встречи с Сикорской оставалось четыре часа, я успевала заехать домой, а потом и в банк. Меня беспокоило неожиданно свалившееся наследство, я пока не знала, что с ним делать, и самый главный вопрос все еще оставался открытым – почему золото дед оставил именно мне? Конечно, любопытно было бы знать еще, у какой Александры он просил прощения перед смертью. Я отправилась к маме.

Постучав в дверь, зашла в спальню. Мама сразу протянула мне пластиковый пакет, обмотанный скотчем.

– Вот, я упаковала шкатулку и завещание. Отвези в банк, Марьяша, от греха подальше. Ты права, кто знает, что за человек Алексей? А Семен – душа нараспашку, обвести вокруг пальца как нечего делать. Я, Марьяша, что-то волнуюсь за него. Слишком уж легко его брат согласился остаться. Ты знаешь, что Сема предложил ему работать вместе?

– Да. Сказал, что почти уговорил.

– Да не почти, а Алексей уже собрался ехать продавать свою мастерскую и квартиру, ты же слышала. Ты понимаешь, он будет жить с нами в одном доме. Совершенно посторонний и чужой мне человек. И очень скрытный. По сути, о себе он так ничего и не рассказал.

– А Семочка спрашивал?

– Конечно! Когда Никодим слег, Алексей к нему даже не зашел хотя бы полюбопытствовать – не нужно ли чего отцу. Кажется мне, таит он на него обиду. А вдруг знает что-то такое, о чем сказать не может? Например, о загадочной смерти матери Семы. Намекал, что, возможно, причастна Агафья. А вдруг Алексею наверняка известно, что на самом деле произошло. Что-то страшное, настоящее убийство, например. Ведь Никодим мог поделиться со старшим сыном, как думаешь?

– Нет, мам, я из его разговора с Любой поняла, что для него это новость. Он даже прикрикнул на женщину, что сплетен наслушалась.

– Ну, не знаю… Сплетни на пустом месте не возникают, а народу рот не заткнешь. Ладно, Марьяша, возможно, это мои страхи – очень не хочу потерять Сему. Кстати, где он?

– По-моему, они с братом зашли в комнату отца. Наверное, решили документы разобрать или просто поговорить. Ты не переживай за папу, он взрослый уже дядечка, – улыбнулась я. – Мам, я зашла сказать, что еду в город прямо сейчас. Звонила Ада Серафимовна…

– Что-то с Иванной? – тут же всполошилась она.