Замок Лорда Валентина

И вновь она вела его по земле фестиваля, через игровые залы, аркады и ярко освещенные павильоны, мимо обеденных столов и домов наслаждений, нигде не задерживаясь, перелетая, подобно птице, с места на место, пока наконец, повернув за угол, они не оказались в темноте, выйдя за пределы зоны веселья. Издалека доносились хриплые звуки праздника и становился слабее свет горящих огней, а они двигались вперед, пока не почувствовали густой аромат цветов. Они были в саду, в парке.

- Идем,- буркнула Карабелла, держа его за руку.

Они вошли на освещенную лунным светом поляну, где деревья переплелись по бокам, образовав что-то вроде беседки. Под ними еще сохранялось мягкое тепло дня, а от влажной почвы поднимался сладковатый аромат огромных цветов. Фестиваль и все его безумное возбуждение, казалось, остались в тысячах миль позади.

- Здесь мы и остановимся,- объявила Карабелла.

С преувеличенным рыцарством он снял свой плащ, а она постелила его на землю и скользнула в его объятия. Они лежали между двумя высокими кустами с серо-зелеными тонкими ветвями. Недалеко от них бежал ручей, а сверху с трудом пробивался рассеянный свет.

К бедру Карабеллы была привязана крошечная арфа, и сейчас она вытащила ее, сыграла короткое музыкальное вступление и начала петь холодным, чистым голосом:

Моя любовь чиста, как весна,
И так же мягка, как ночь,
Моя любовь сладка,
как ворованный плод.

Моя любовь чиста и светла.
Даже все богатство нашей земли,
Все жемчуга из моря,
Все сокровища Замковой Горы
Не заменят мне моей любви.

- Очень мило,- пробормотал Валентин.- И твой голос... твой голос так красив...

- А ты поешь? - спросила она.

- Ну... я полагаю, да.

Она передала ему арфу.

- Спойте для меня. Одну из любимых.

Он удивленно повертел в руках маленький инструмент, потом сказал:

- Я не знаю ни одной песни.

- Ни одной песни? Но ты должен их знать!

- Похоже, они все ушли из моей памяти.

Карабелла улыбнулась и взяла арфу обратно.

- Тогда я научу тебя нескольким,- сказала она.- Но не сейчас.

- Да, не сейчас.

Он коснулся губами ее губ. Она замурлыкала, и вдруг ее объятия стали сильнее. Когда глаза привыкли к темноте, Валентин стал видеть ее более ясно: маленькое остроконечное лицо, ясные лукавые глаза, глянцевитые черные волосы. Ноздри девушки раздувались в ожидании. На мгновенье его испугало то, что должно было произойти, и он отпрянул от этих объятий, но тут же отбросил страх в сторону. Это была ночь фестиваля, он хотел ее, а она его.

Руки Валентина скользнули по ее спине, потом перебрались вперед, и он почувствовал ребра, лежавшие под кожей. Он помнил, как она выглядела, когда стояла нагая под очистителем: мускулы и кости, кости и мускулы, и мяса на ней было немного, за исключением бедер и ягодиц. Это был сгусток энергии. Через мгновение Карабелла была нагой, как и он сам. Он видел, что она дрожит, но не от холода, не от этой ароматной влажной ночи в тайной беседке. Казалось, ее сжимает какая-то странная, почти пугающая напряженность. Он гладил ее руки, ее лицо, ее мускулистые плечи, маленькие остроконечные груди, потом его руки прошлись по гладкой коже ее бедер. Она резко выдохнула и привлекла его к себе.

Их тела двигались в спокойном ритме, как будто они уже давно были любовниками и успели привыкнуть друг к другу. Ее стройные сильные ноги сжали его талию, и они покатились по земле, пока не оказались на самом берегу ручья, холодные брызги которого упали на их потные тела. Там они остановились, смеясь, а потом покатились обратно. На этот раз они оказались напротив одного из серо-зеленых кустов.

- Сейчас! - крикнула Карабелла, и тут же Валентин услышал ее стон, а затем ее пальцы глубоко вдавились в его плоть, дикий спазм потряс ее тело, и в тот же момент он полностью сдался силам, которые владели им.

Потом он лежал, тяжело дыша, ошеломленный ее объятиями, и слушал, как колотится сердце.

- Мы будем спать здесь,- прошептала она.- Никто не побеспокоит нас этой ночью.

Она коснулась его лба своими мягкими волосами и легко поцеловала кончик носа. Она была неожиданна и игрива, как котенок: темная эротическая напряженность покинула ее, сгорев на огне страсти. Но Валентин был потрясен, ошеломлен и смущен. Да, он тоже испытал внезапный резкий экстаз, но в момент экстаза ему показалось, что он смотрит через ослепительно сверкающие ворота в таинственное королевство без цвета и формы, и он лишь случайно задержался на краю этого неизвестного, прежде чем упасть обратно в реальный мир.

Валентин не мог говорить и почти ничего не видел вокруг, поскольку не ожидал такой дезориентации, пришедшей за актом любви. Карабелла, видимо, чувствовала его тревогу, потому что ничего не говорила, а только держала его, нежно покачивая, прижав его голову к груди и тихо напевая.

В теплоте ночи он постепенно погрузился в сон и, когда пришли сонные видения, они были грубыми и страшными.