Этой ночью, выступам на палубе - впервые с импровизированного выступления для развлечения лесных братьев - они показали программу, с которой еще никогда не выходили к публике. Жонглеры разбились на три группы по три - Слит, Карабелла и Валентин; Залзан Кавол, Телкар и Гибор Хаерн; Хейтраг Кавол, Ровори и Эрфон Кавол - и начали одновременный тройной обмен в одном и том же ритме. Одна группа скандаров жонглировала ножами, другая - горящими факелами, а люди - серебряными булавами. Это было одно из самых суровых испытаний, которые проходил Валентин. Симметрия номера зависела от точности его выполнения. Если бы кто-нибудь из девяти уронил один из предметов, все впечатление было бы испорчено. Валентин был самым слабым звеном и, следовательно, все зависело от него.
Однако он не уронил булавы и аплодисменты, разразившиеся после последнего броска, прозвучали громом. Кланяясь, Валентин заметил семью метаморфов, сидевшую в нескольких рядах от него. Он взглянул на Слита, который кланялся снова и снова, все более низко. Когда они спрыгнули со сцены, Слит сказал:
- Я увидел их, когда мы начали, а потом забыл о них. Я забыл о них, Валентин! - Он рассмеялся.- Они нисколько не похожи на существо из моего сна.
10
Эту ночь они спали в сырых и забитых народом внутренностях речного корабля. Валентин лежал на слабо пружинящем полу между Шанамиром и Лизамон Хултин, и близость женщины-воина привела к тому, что он спал очень плохо. Прежде всего, ему мешал ее мощный храп,- но еще сильнее был страх, что, когда ее огромное тело покатится, она запросто раздавит его. И действительно, несколько раз она наваливалась на него, и ему стоило большого труда освободиться. Впрочем, скоро она успокоилась, и Валентин постепенно погрузился в сон.
Во сне он был Короналом, Лордом Валентином, с оливковой кожей и черной бородой, и вновь сидел на Замковой Горе, держа в руках знак власти, а затем он оказался в южном городе. Он знал, что это город Тил-омон на дальней стороне Цимроеля, а он присутствует здесь на большом пиру в его честь. За столом был и другой высокий гость, мужчина с мрачными глазами и грубой кожей - Доминин Барьязид, второй сын Короля Снов. Доминин Барьязид налил вина в честь Коронала и предложил тост, крича о долгой жизни, предсказывая славное царствование, которое станет в один ряд с Лордом Стиамотом, Лордом Престимионом и Лордом Конфалумом. И Лорд Валентин выпил, потом еще и еще, все больше краснея и веселея, и предложил тост за своего гостя, за мэра Гил-омона, за герцога провинции, за Короля Снов Симонана Барьязида, за Понтифекса Тивераса, за Леди Острова - свою возлюбленную мать... а кубок все наполнялся и наполнялся янтарным и красным вином и голубым вином юга, пока он уже не мог больше пить и пошел в свою спальню, где тут же погрузился в сон. Пока он спал, вокруг него двигались какие-то фигуры, мужчины из свиты Доминина Барьязида подняли его и, завернув в шелковую простыню, понесли куда-то, а он не мог сопротивляться, его руки и ноги не подчинялись ему, как будто это происходило во сне. Потом Валентин увидел себя на столе в потайной комнате, но теперь его волосы были золотистыми, а кожа - светлой, а у Доминина Барьязида было лицо Коронала.
- Заберите его в какой-нибудь город на севере,- сказал фальшивый Лорд Валентин,- оставьте там и пусть идет, куда хочет.
Сон продолжался, но Валентин вдруг почувствовал, что задыхается, и, проснувшись, обнаружил, что Лизамон Хултин положила одну из своих мускулистых рук ему на лицо. С некоторым трудом он освободился, но уснуть снова ему не удалось.
Утром он никому ничего не сказал о своем сне: пришло время держать информацию при себе, потому что она приближалась к делам государственным. Уже второй раз ему снилось, что Доминин Барьязид занимает его место Коронала, а Карабелле несколько недель назад приснилось, что неизвестные враги накачали его наркотиками и похитили его личность. Все эти сны могли ничего не доказывать, являясь только фантазией или иносказанием, но теперь Валентин сомневался в этом. Все это было слишком последовательно и повторялось слишком часто.
А если Барьязид сейчас носит корону звездного огня? Что тогда?