– Так что ж вы не выкорчуете этот сорняк? Разве от него есть польза, кроме ягод?
– Ягоды и собираем, вино давим, варенье варим…
– И соседей травите?
Смотритель прикусил пышный ус. Некоторое время он молчал, разглядывая Маргарет исподлобья, а потом процедил:
– Слышали мы о вас кое-что.
– Обо мне? – подняла бровь мисс Шеридан.
– О таких, как вы. Оттуда приходите, – старик неопределенно махнул рукой, – с севера, из Илары, тьфу, провались это чертово место! – Он снова перекрестился.
– Если слышали, – сказала Маргарет, – то знаете, зачем мы приходим. Хотите, выкорчую ваш сорняк вместе с тем, от чего вы им отгораживаетесь?
– Да где уж вам! Семь священников там молились, один только и вернулся.
«Ну, если они молитвами пытались усмирить ту сторону, то туда этим идиотам и дорога!» – нетерпеливо воскликнул Энджел.
«Однако у кардинала весьма неплохо получилось. Может, этим не хватило веры», – заметил Джеймс.
«Веры! Пф-ф-ф!»
– Но, может, я буду получше ваших семерых священников, – со смешком произнесла Маргарет и на миг позволила Цепи проступить сквозь маску, скрывающую те шрамы, что остались после той стороны. – Откуда же вам знать, верно?
Проход в густых зарослях терновника Маргарет открыла заклинанием двери – рассказ старика убедил девушку в том, что не стоит разрушать защиту, которую жители возвели между собой и тем, что уничтожило асьенду Вальенте. Живая изгородь бросала густую тень на заросший дикими травами луг. Они поднимались Маргарет по пояс. Кусты превратились в непролазные заросли, кроны деревьев сомкнулись, как в настоящем лесу. Впереди белели руины большого дома.
Вокруг царила глубокая тишина, словно ни единой птицы и ни единого зверя не завелось в этой пуще. Даже трава и листва на кустарниках не шелестели, потому что изгородь защищала асьенду от ветра.
«Мы можем отделиться, – предложил Джеймс. – Осмотрим дом с трех сторон».
«Когда подберемся ближе», – решила Маргарет, пробормотала «Il volo»[13]
и взлетела над травой.Вероятно, когда-то луг делила на две части дорога, мощенная белым камнем, – с некоторой высоты еще можно было различить ее очертания и редкие белые проблески в траве. Эта дорога вела к дому в три этажа, с двумя флигелями и парой высоких башенок – для красоты, не для практической пользы. Вокруг дома был разбит фруктовый сад; Маргарет не сомневалась, что все плоды ядовиты, как и ягоды заклятого терновника, хотя сейчас, в феврале, не могла собрать образцы. Пусть каждое дерево можно было узнать – миндаль, апельсин, оливы, – но чувствовалось в них и некое искажение, знакомое каждому, кто видел ту сторону хотя бы раз.
«И все же не похоже на то, что здесь есть разлом, – заметил Энджел. – Иначе люди бы тут не остались, а если бы и остались – то земли вокруг стали бы отнюдь не такими плодородными».
«Я тоже не чувствую, – согласился Джеймс. – Однако что-то тут все же рвануло, да так, что никто не выжил».
«Кроме одного, – суховато сказал Энджел. – И я сейчас не о священнике».
По словам старика-смотрителя, однажды в доме вспыхнул пожар. Бледное, почти бесцветное пламя охватило дом, сад и пронеслось по лугам, как искра по луже керосина. Но странный пожар заполыхал с другой стороны асьенды, а потому, чтобы исследовать его источник, Маргарет нужно было обогнуть дом.
«Если старичок не ошибся и не перепутал, то вспышка произошла в части дома, где располагались спальни. В том числе спальни сыновей Луиса Вальенте».
«Откуда они только взяли такую опасную игрушку», – проворчал Джеймс.
Маргарет ощутила, что у Энджела мелькнула некая тревожная мысль, но он быстро ее скрыл.
Мисс Шеридан приземлилась у разбитых ступеней, ведущих к входу в дом. Двери давно выпали из проема, и их обломки затерялись среди травы, которой поросло крыльцо. Шипастые упругие стебли пробивались сквозь щели каменных плит и оплетали колонны, все еще поддерживающие фронтон с резьбой.
Такое буйство растительности на месте «пожара» никого из них не удивило: влияние той стороны часто выражалось в странной смеси разрушений и неприятного, извращенного изобилия: чрезмерно густые травы, спутанные кроны деревьев, кусты, похожие на клубки змей. В траве Маргарет нашла неестественно раздутые каштаны, в патине засохшего темного сока.
Девушка обошла двор и оказалась с той стороны, где полыхнуло пламя. Там все еще виднелись проплешины в растительности, а стены дома были покрыты вязкой копотью, словно и не прошло двадцати лет. Сквозь дыру в крыше высовывались ветви дерева, похожие на сухие черные руки.
Два десятка лет назад, если верить старику-смотрителю, отсюда удалось выбраться только одному священнику из семи – и он вытащил из дома самого младшего сына Луиса Вальенте, молодого Педро. Ему тогда было двадцать два. Почти сразу после этого священник исчез вместе с единственным выжившим из семьи Вальенте.
«Хорошо бы узнать у его преосвященства, не уезжал ли отец Бартоломео в Эсмерану примерно в те же годы», – подумала Маргарет. Старик не смог вспомнить ни имени, ни лица того священника, но у девушки почему-то не было сомнений насчет его личности.